Заметки вашего современника. Том 1. 1953-1970

«Мона Лиза» удивительно спокойна, зеленоватые тона ей к лицу. Не очень красивые, какие-то обсосанные пальцы пухлых рук. Немолода. В её блуждающей улыбке я не увидел решительно ничего таинственного.

Замечательный портрет мадам Рекамье работы Жака Луи Давида. Очаровательная женщина, благородна, умна, просто прелесть. Бонапарт позировал Давиду только один сеанс, фотографию тогда ещё не изобрели, и портрет остался неоконченным. Если приглядеться, Давид — это французский Налбандян[123].

Рембрандт написал автопортрет со своей второй женой Гендрикой Штоффельс. Что он в ней нашел? За версту видно, что бабёнка любопытная и глуповатая…

* * *

Музей Пастера. Более 25 000 документов. Русская грамота «За открытия в области заразительных болезней». Избран почётным членом «Общества покровительства животным». Одна из грамот подписана Александром Столетовым. 29 декабря 1893 года Российская Императорская академия наук избрала Пастера своим иностранным членом.

Кабинет Луи Пастера.

В 1882 году отмечали 60-летие учёного. Уже была изобретена фотография, и знаменитый Надар запечатлел старика в Сорбонне со звездой на груди. За 4 года до этого у Пастера отнялась левая рука. Новый удар свёл больную руку в кулак. Он мог работать с трудом, хотя был по нашим сегодняшним представлениям совсем не старый. Ему помогал Жан Батист Био, химик, кристаллограф. Модели кристаллов Био вырезал из картона своей бритвой. Доктор Ру, один из ближайших учеников Пастера, сконструировал первый примитивный аппарат для фотографирования бактерий через микроскоп.

Комната Пастера. Портрет отца. Камин. Меха для раздувания огня. Очень маленький и низенький письменный стол. Портрет дочери. Мантия профессора Сорбонны и сюртук академика «Академии бессмертных», расшитый зелеными позументами.

В гостиной — фотография Пастера с русским профессором Войновым и пятью русскими мальчиками, которых искусала бешеная собака и спасли прививки Пастера. Ещё один русский сувенир — отделанный эмалью сундучок от людей, которых покусал бешеный волк.

Невероятное количество орденов, целые витрины с орденами.

В библиотеке, где стоит урна с прахом Ильи Мечникова[124], познакомился с Мишей Преображенским. Он тут работает. Довольно чисто говорит по-русски. Показал мне склеп, где похоронен Пастер. Миша родился в Париже. Не женат. Зарплата — 870 франков. Машины нет. Просил рассказать ему о Москве, какая она…

* * *

Провожали нашу тургруппу в Нормандию. Ещё в Москве я договорился, что мы с Витей Ильиным[125] останемся у Володина в Париже, пока они будут путешествовать по Нормандии. Это знал руководитель тургруппы, но не знал, как выяснилось, кэгэбешник, который очень разнервничался на вокзале. Володин его успокаивал, говорил, что «у Голованова тут дел невпроворот». Уехали! Ура! Неделя полной свободы в Париже — это очень много!

Это история имеет забавное продолжение. Осенью того же 1964 года я писал «шпионскую» повесть «Падение "иезуита"» и читал документы в здании управления контрразведки московского КГБ. И вот там-то в лифте нос к носу я столкнулся с моим «французским» кэгэбешником, который, увидав меня, невероятно изумился. Мы поздоровались, и он спросил: «Тебе куда?» Я ответил рассеянно: «Да, я к себе, на третий…» На третьем этаже я вышел, а он поехал выше. Пришёл и говорю ребятам из контрразведки, которые мне помогали: «Не поверите, а я своего кэгэбешника сейчас встретил…» И всё им рассказал «в красках». Они за голову схватились: