Заметки вашего современника. Том 2. 1970–1980

Джинсы искал долго. Протягивал бумажку с размерами, а продавцы в ответ: «Этого не может быть!»[334] Что значит «не может быть?!» Может! Я с ней живу!! Нашёл только в пятом магазине.

* * *

С двумя ребятами забрели в китайский квартал, где очень вкусно поужинали в харчевне под навесом редкостно вкусной жареной лапшой с овощами, креветками, улитками. Сидели в кухонном чаду, вокруг кричали по-китайски и с удивлением нас рассматривали. Я понял, что забрели мы куда-то не туда: не только в харчевне, а во всей округе не было ни одного белого человека.

* * *

Фильм «Шаолиньский храм» отмечен печатью глубокой бездарности. Даже несколькими печатями.

* * *

Во время этой поездки из всех органов чувств наибольшая нагрузка легла на обоняние: невероятное количество удивительных, неожиданных, острых запахов. Даже холодный ветер из кондиционера пахнет не по-русски. А на базаре среди всех этих фруктовых нагромождений и дымов сотен жаровен, где готовится разное варево и жарево, палитра запахов совершенно немыслимая. Гулял сегодня по базару и думал о том, что вот мы научились звуки записывать, а запахи не научились. Жаль…

* * *

Ливень в Сингапуре — явление ежедневное и по времени строго определённое: в течение часа после 15 ч. Стена воды, гром, молнии. Никакой прохлады не даёт, напротив, духота только усиливается.

* * *

Истомлен даже не суетой большого незнакомого города, не безъязыковостью своей проклятой и не жарой даже, а постоянной влажной духотой, собственным липким телом. Снега хочу, снега!..

Книжка 76 Февраль — май 1977 г.

Москва — Малеевка — Москва — Чебоксары — Чебоксарская ГЭС — совхоз «Волга» — Янтихово — колхоз «Гвардеец» — колхоз «Ленинская искра» — Чебоксары — Москва

Сколь тонко подмеченное и, вместе с тем, предельно образное определение погоды услышал я сегодня на троллейбусной остановке: «У, б…, срань в е…ло х…чит…»

* * *

1 мая 1933 г., выступая по радио, Геббельс сказал, что «классовая борьба в Германии вообще окончилась». А у нас в эти годы она (по Сталину!) только начиналась…

* * *

Я приехал в Малеевку 21 февраля бодрый, молодой, полный сил и желания работать. Болезнь и длинный хвост недомоганий, гнилая погода, глупый, суетной визит Тузика[335] — всё это совершенно выбило меня из колеи. Работа скомкалась, уходила из-под моего контроля, начала терять уже прорисованные мною очертания. Мне грустно, кисло, я с трудом понимаю, что же мне делать дальше. Вот уж действительно, если бы я не хотел снова прожить какие-нибудь кусочки жизни, то март 1977-го вставил бы туда обязательно.

14.3.77

* * *

Может это подойдёт для пьесы.

В большом городе большая семья бесконечно занятых важнейшими делами людей. В семье старуха, которая всем мешает, всех стесняет, источник некрасивых конфликтных ситуаций, к тому же остра на язык. Тут и с ордерами на новую квартиру всё идёт наперекосяк, и отъезд в длительную загранкомандировку может поломаться. В конце концов её забирает к себе или очень дальний родственник (какой-нибудь сводный племянник) или вообще чужой человек.

Пьесу «День смерти» я написал лишь 20 лет спустя. Там действительно есть бабушка, отчасти напоминающая эту зарисовку.

* * *

После нашего стихийного загула, бани, пива, водки, после бессонного раннего, тёмного ещё, но, как потом выяснилось, мерзко-серого утра, после всего этого отчаянного состояния, когда тебя словно жевали слюнявым ртом, полным гнилых зубов, вдруг так остро почувствовал: как же это радостно — быть трезвым!

* * *

Со мной в столовой ДТ[336] за одним столом сидит какой-то знаменитый румынский писатель, фамилию которого я запомнить не в состоянии. Он вызвался погадать мне по руке, на картах и на кофейной гуще. Я согласился. Пророчество румына: