Прапорщик Фёдор Фёдорович Линьков на погранзаставе Райкоски восхищает меня. Человек нашёл себя. Служит уже 27 лет, за все годы поменял 14 начальников, но только 3 заставы. Из Гусь-Хрустального привёз в 1957 г. жену Нину («Мы с ней детьми жили в одном доме»). Дочь и сын жили в Никеле в интернате. Потом дочь Ира окончила Финансово-экономический институт, работает, родила прапорщику внука Владимира Юрьевича. Сын Александр окончил энергетический техникум. Сейчас служит в армии.
Создал на заставе свиноводческую ферму. Построил собачий питомник с кормовой кухонькой. Обещает в этом году заготовить для отряда 150 кг черничного варенья. На складе идеальный порядок. Сделал специальный склад для 1200 берёзовых веников, с которыми солдаты будут ходить в баню. Заставлял солдат обдирать металлической щеткой пожарные ведра перед покраской. Наставлял солдата, который поливал цветы из ведра: «Из лейки надо поливать…» В столовой в вазочках стоят цветы. Загорелый, целый день в движении, с потной прядью волос на лбу, напоминает комбайнера во время уборки. К нему специально посылают молодых прапорщиков на стажировку с других застав. Внушает солдатам простую мысль: чтобы ничего не переделывать, надо сразу делать хорошо. Если не слушают его, заставляет переделывать помногу раз. Нетерпим к любой халтуре. Основательность и аккуратность во всём («Трудиться я люблю! Мне сесть некогда!»). Слышал его разговор с полковником Ягодкиным. Бодрый и радостный голос: «Понял вас!..»
Самые большие трудяги на границе — пограничные комиссары, которым приходится всё время разбираться с различными казусами. Полковник Фридрих Игнатьевич Ягодкин кладёт передо мной пачку донесений. Беру наугад:
«Господин полковник! Норвежская лодка с двумя мужчинами переплыла границу на реке Паз у погранзнака № 145. Самостоятельно вернуться на норвежскую сторону они не могут. Если вы не возражаете, господин полковник, мы постараемся спасти их с помощью большой лодки с норвежской стороны. Мой помощник Иверсен будет участвовать в спасательной операции.
С уважением полковник Рамсей Лунд. 10.40. 15.5.1979».
Живём в доме у капитана Иванова. Умный, начитанный. Никак не мог понять, что держит его в Борисоглебске, в этом «медвежьем углу», начальником КПП. Чувствовал, что не только приказ начальства. Сегодня он признался: эта должность даёт ему возможность поступить в Академию Фрунзе или Ленина.
Чудецкий с Наташей катались на лодке по реке Паз, я беседовал с начальником погранзаставы (Иванов привёз нас к своему приятелю), но краем глаза (я очень наблюдательный! Не хуже любого разведчика!) видел, как дозорный на соседней вышке водил за лодкой стволом легкого пулемёта. Я уже не обижаюсь: они приучены не доверять никому. Думаю, что сами себе они тоже не доверяют.
«Цель — счастье простых людей!» Это неверно. И даже не потому неверно, что «простых людей» не существует. Простые — это амёбы-туфельки, «простейшие» — их так и называют. Неверно потому, что столь субъективная категория, как счастье, не может быть реально поставленной целью. Целью может быть только нечто объективное, конкретное. Цель: каждому комнату, четыре кило мяса в месяц, три пары башмаков в год. Может быть политическая цель: отменив цензуры. Но цель — счастье… Нет, не понимаю…
Человек с лицом сенбернара, у которого жизнь не сложилась.
В детстве, едва прибежав из школы, я тут же бросался делать уроки, чтобы потом получить истинное, ничем в будущем не омрачённое удовольствие от футбола. Составляя список дел, я всегда начинаю его осуществление с самых сложных и трудных. Если законы гостеприимства требуют, чтобы тарелка была пуста, я вначале съедаю на ней закуску, которая мне не нравится. И вот я наконец понял, почему у меня всегда были какие-то сложные, противоречивые отношения с арбузом. Вроде бы я его люблю, а вроде бы и не очень. Сегодня понял: арбуз мне противопоказан! Он насилует мою природу! Ведь когда ешь арбуз, неминуемо надо сначала съесть сладкую красную сердцевину, а затем уже пресную мякоть возле корки.
Старый уже, но так дочку хочется!
Я не могу сказать точно, во что одеты кузнечики, но они одеты по моде конца прошлого века.
Пицунду я не полюбил: голо, болота, летучие мыши, неудобная для ног галька, мутное море, полное дохлых медуз, виноградная самогонка, от которой круглосуточно хочется пить. Если Бог решит, что я никогда не вернусь сюда, душа моя не заплачет.
Вот я и в Москве, вот и Митя снова заболел, и Наташа снова резка и глупа, а я немилосердно злюсь на них, разбитый этим тупым месяцем безделья и смертельной усталости неизвестно отчего.
Возвратившись в холодную Москву, и первый раз раздевшись в ванной, сразу видишь, как загорел. А встав под душ, впервые замечаешь ранее невидимые ссадинки и даже вспоминаешь тот камень, плотно утыканный мидиями, на который в шипящей круговерти и повалил тебя накат.