Заметки вашего современника. Том 2. 1970–1980

Днём бродили с Кириллом по площади Сен-Мишель, выпили аперитив в кафе «Золотой шар». Запутались с гарсоном. Если сказать ему «бир», он принесет аперитив, а если он услышит «бьер», принесёт пива. Кирилл с ним разбирался… Трудно сказать, что изменилось в «Золотом шаре». Кафе могут перестраивать, даже переносить по другому адресу, но менять название французы никогда не будут. Хемингуэй работал в этом кафе. Пожалуй, тогда, когда он здесь сидел, не было этих табличек, развешанных на всех местах: «Посетителей просят возобновлять заказы каждый час». Даже и не знаю, мог ли это делать Хемингуэй…

* * *

Мы попрощались с Кириллом на пороге станции метро «Hotel de ville», расцеловались, и он ушёл, смешной старый человек в потёртых джинсах и голубой рубашке с погончиками. У него на кожаном ремне пришиты военные пуговицы разных стран.

— Доверчивым людям, — смеётся Кирилл, — я рассказываю, что каждая пуговица — это убитый немец…

— А действительно, ты убил хоть одного немца? — спросил я его как-то.

— На баррикадах тут в Париже трёх… Но наша группа спустила под откос 29 эшелонов. Кто знает, сколько там моих…

Он ушёл, пообещав мне не умирать ещё лет 10, и говорил, что мы ещё непременно встретимся…

Кирилл всё-таки обманул меня: хотя мы действительно встретились в Париже осенью 1979 г., но той же зимой он умер.

* * *

Лёва грусть мою заметил и оценил. Мы посидели немного, поболтали, но когда я оделся и сказал: «Ну, пора прощаться мне с Парижем…», он возмутился: «Как же так, жили вместе, а прощаться одному?!..» Я хотел пойти пешком на Trocadero и просто посидеть у фонтанов, но когда мы сели в машину и Лёва спросил: «Куда поедем?», я неожиданно для самого себя сказал: «Dans le Montparnasse…» Не знаю, почему я так сказал, и мы поехали на бульвар Монпарнас. Везде было пустынно и темно. Особенно мрачным выглядел бульвар Распай, но как только мы переехали границу Монпарнаса, всё сразу изменилось: светло как днём, музыка, толпы народа. Я хотел зайти в «Ротонду», но Лев сказал, что теперь в «Ротонде» кинотеатр. В «Куполь» и «Ла Дом» было народу не протолкнёшься, сесть негде. Мы выпили, я — кофе, а Лев — пиво в маленьком кафе «Галери де Монпарнас». Вокруг ходила масса весёлых людей и весёлых собак, и машины неслись, и я сказал: «Хватит надрываться… Пора домой…» Сели, поехали. Но в самом конце бульвара Лев сделал какой-то явно противозаконный поворот, и я увидел низкое тёмное здание с неоновой тускловатой вывеской: «Closerie de Lilas»…

* * *

8. «Клозери де Лила», любимое кафе Хемингуэя. Он писал: «Завсегдатаи «Куполя» и «Ротонды» никогда не ходили в «Лила». Они никого здесь не знали, и никто не стал бы их здесь разглядывать, если бы они всё-таки пришли… Я подошёл к «Клозери де Лила»: свет падал на моего старого друга — статую маршала Нея[244], и тень деревьев ложилась на бронзу его обнажённой сабли, стоит совсем один, и за ним никого».

Ней был не один. У пьедестала памятника сидел клошар, который улыбнулся нам приветливо и грустно, а потом очень вежливо попросил один франк, «потому что, месье, мне совершенно необходимо выпить вина…» Мы дали ему франк и зашли в кафе.

Народу за столиками было довольно много, а на высоких табуретках у стойки — никого, чему я обрадовался, потому что Лёвушка наверняка не разрешил бы мне платить, а у стойки всё дешевле, чем за столиком. По-видимому, «Лила» избежало модернизации, даже тапёр играл на пианино что-то очень старое, из детства. Цветы в горшках стояли на высоких неустойчивых подставках, какие теперь не делают. Совсем молоденький бармен дал нам время разглядеть кафе и ещё старушку-кассиршу за стойкой, позади которой висел маленький портрет Хемингуэя. Бармен дал нам время разглядеть и его самого, оценить, как аккуратно расставляет он чистую посуду, как ловко сбивает коктейли, как точно наливает их в стаканы и с сухим шуршанием черпает длинной ложкой из железного ящика лёд… Мы всё это разглядели и в этот момент увидели прямо перед нами на стойке крохотную, с сигарету величиной, медную пластиночку, на которой было написано одно слово: «Хемингуэй». Мы всё-таки нашли его мемориальную доску, единственную в Париже! Я засмеялся, сразу подумал: если буду в Москве рассказывать, всё равно никто не поверит.

— Что господа желают выпить? — спросил бармен.

— А что здесь пил месье Хемингуэй? — спросил Лев.

Бармен задумался на минутку, потом ответил с вежливой улыбкой:

— Как вы понимаете, я не могу помнить, что пил месье Хемингуэй. Но наш покойный хозяин, который хорошо знал месье Хемингуэя, рассказывал, что месье Хемингуэй обычно пил виски «Белая лошадь»…

Лев заказал три рюмки «Белой лошади». Я понял.

— Три? — бармен думал, что ослышался.

— Три, три, — сказал я.

Чокнулись по-русски и выпили залпом. Третью рюмку поставили рядом с медной пластиночкой.

— На всякий случай, — улыбнулся Лев. — Если вдруг месье Хемингуэй заглянет сегодня в «Клозери де Лила»…

Утром я улетел в Москву.

9.6.75

* * *