Теперь, когда нарыв лопнул, ясно, что грядёт невиданный вал, не столько репрессий, сколько отставок, что для многих — полная катастрофа. Начинается драма КПСС: «ленинский призыв» — «ельцинский отзыв». На новых выборах Горбачёву президентом не быть, жестокая борьба предстоит за дачи и пайки. Бонзы к ним привыкли, они без них не проживут, как коала без эвкалиптовых листьев. Удаление идеологических опухолей — деликатнейшая операция, доступная лишь очень умелому скальпелю, а наш самый универсальный инструмент — топор.
Ложусь спать, ещё не имея необходимой пустоты в мыслях.
Сентябрьский дождь прощупывал листву.
Телевизор вовсе не столь уж бесполезен: на задней стенке можно сушить носки.
Умер кот Тимоша. Вернее, не умер, мы все его убили. Он подрался с собаками, они ему пузо распороли. Вылезла какая-то кишка, так он и ходил. Его надо было везти к ветеринару, а мы: «Ладно, заживёт…» А когда я его повёз, было уже поздно: нагноение, угроза скорого перитонита. Его усыпили наркотиками. Он молодой, сильный, умирать не хотел. Скалился, сучил лапками. Потом сладко так потянулся, но и после этого дышал ещё долго, и утих.
Агония живого существа. Оказывается, я никогда не видел прихода смерти. Бабушка умерла в больнице без меня. Отец при мне, но во сне. Мама, Лёва Володин, Женя Харитонов — я не видел, как они умирали. Но, глядя на этого милого рыжего кота, я уже понял, как это страшно. Страшно, потому что абсолютно непонятно.
Гусеницы танков по толпе… Человеческий гербарий…
Сегодня хоронил Всеволода Ивановича Феодосьева — моего декана в МВТУ. В 1950 году, когда я поступал в МВТУ, Феодосьеву было 34 года. Сам он тоже окончил МВТУ летом 1941-го. На 1-м курсе выиграл математическую олимпиаду. На 2-м — олимпиаду по сопромату. На 4-м написал книгу по сопромату. Через год после окончания училища защитил кандидатскую диссертацию, в 29 лет стал доктором технических наук. Насколько я знаю, ни до Феодосьева, ни после него в МВТУ доктором в такие годы никто не становился. И вообще в мире технических наук доктор до 30 лет — нечто из ряда вон.
В МВТУ Всеволод Иванович слыл очень строгим экзаменатором. Мы сдавали сопромат его другу — Александру Альбертовичу Лапину, который вёл у нас практические занятия, решал с нами задачки и давал домашние задания. Лапин был молод, весел, ироничен, демократичен, по воскресеньям катался с нами на лыжах в Измайловском парке, мы его любили. Может быть и он нас любил, но уж цену нам точно знал; знал, кто чего стоит. Мы приготовились сдавать экзамен ему, но вдруг приходит Феодосьев. Вот он нас совсем не знал. Он читал лекции всему «потоку» — это пять групп по 20–25 человек в каждой, откуда ему было нас знать? Идти к нему отвечать никто не хотел, отнекивались, что-то мычали, что, мол, ещё не решили задачку, короче, «тянули резину», ожидая, что факультетские дела возвратят В.И. в деканат. Но он не уходил! Видя наше к нему отношение, Феодосьев начал раздражаться, а потом просто стал вызывать к себе, не слушая никаких отнекиваний. Вызвал и меня. Теорию, которую он нам читал, он пробежал довольно поверхностно, но буквально засыпал меня задачками, быстро рисуя схемы с разными нагрузками, с виду простенькие, но все с подковыркой, с «изюминкой». Мне, помню, он рисовал конусообразные сосуды — один расширялся книзу, другой кверху, и водой они были залиты не полностью, а частично. Я отвечал, рисовал, он не говорил ни да, ни нет, никак на мои ответы не реагировал, потом вдруг крикнул Лапину, принимавшему экзамены за другим столом метрах в пяти от него:
— Слушай, у меня впечатление, что этот что-то знает!
Всеволод Иванович поставил мне 5+. Получить 5+ по сопромату в МВТУ у самого Феодосьева — это был почти орден! За все годы учёбы мне 5+ больше никто никогда не ставил.
Отвлекаясь, должен сказать, что мне не совсем понятно, почему именно сопромат во всех технических вузах считается наиболее сложной наукой. Высшая математика куда сложнее. Сопромат требует только одного: последовательности в своём изучении. Если ты пропустил 2–3 лекции, ты перестаёшь понимать всё остальное.
Много лет спустя, когда я работал над «Королёвым» в архиве МВТУ, я нашёл своё «Дело» (там хранятся все «Дела» всех выпускников), в нём моя зачётка с той самой пятёркой с плюсом. Очень хотел взять её на память, но архивариус не разрешил.
Феодосьев ходил очень большими шагами, студенты его передразнивали. Однажды пришёл на лекцию с подбитой скулой. Может подрался, а может по пьяному делу — все знали, что выпить он не дурак. В другой раз на одной из последних лекций подошёл к окну, посмотрел на зеленеющий скверик с фонтаном (памятника Бауману ещё не было) и сказал со вздохом:
— Чёрт вас знает! Такая погода, а они на лекции сидят…
После одной из лекций я подошёл к нему и признался, что не понимаю, что такое энтропия. Он как-то воровато оглянулся по сторонам и тихо сказал: