Заметки вашего современника. Том 3. 1980–2000

— Признаться, я сам не очень понимаю. У меня такое впечатление, что эту штуку придумали для удобства. Это действительно удобно. Вот смотри…

И начал объяснять.

После окончания мною МВТУ мы не виделись с Всеволодом Ивановичем многие годы, но вдруг он попросил меня (через Женю Чудецкую) связаться с ним. Мы созвонились, и я поехал к нему домой. Жил он на набережной рядом с Киевским вокзалом, в большом «сталинском» доме. Оказывается, он искал меня, чтобы я прочёл некий глухой машинописный текст, напечатанный через один интервал. Страниц 30–40. Это были письма из деревни — сочинение замечательное по своей наблюдательности и юмору. Ближе всего это, пожалуй, к «Живому» Бориса Можаева, но лучше. Я так и не понял, что это: действительно чьи-то письма или сочинение, но, если это сочинённое, то писал это человек очень талантливый. На дворе — расцвет брежневского режима, и о том, чтобы напечатать такое, и мечтать было нельзя. Я помню, после второй нашей встречи объяснял это Всеволоду Ивановичу, но он и без моих объяснений всё понимал. Потом, прочитав рукопись его воспоминаний, я подумал, что и письма, наверное, он написал.

А воспоминания написаны в стиле, давно, ещё со времён Лукреция Карра и Галилея, облюбованном учёными — в стиле диалогов. Замечательно тонкая и острая критика нашей научной жизни, которую Феодосьев прекрасно знал и по линии Академии, и по линии высшей школы. Публикация его воспоминаний о Королёве в «Московских новостях» окончательно убедила меня в том, что он обладал незаурядным литературным талантом.

ВИ рассказывал мне о своём непутёвом сыне Сергее, которого он «тянул за уши», но тот учиться не хотел, пил, работал каким-то техником в «Лифтнадзоре». Не помню, чтобы Феодосьев нас знакомил, но сегодня после панихиды в Актовом зале МВТУ Сергей подошёл ко мне. Я сказал ему всё, что принято говорить в подобной ситуации, но он, перебивая меня, начал расспрашивать, как ему связаться с Песковым, который недавно вернулся с Аляски, и радостно сообщил мне, что он был в США и собирается перебираться туда совсем и вот думает, не почитать ли ему на Аляске лекции… Какие лекции? По «Лифтнадзору»?.. Гроб отца стоял в пяти шагах от нас. У него не хватило ума хотя бы прилюдно изобразить скорбь. Приглашал на поминки, но я не пошёл.

Из всего нашего «потока», кроме меня и Жени Чудецкой, был только Миша Вавулин из НПО «Энергия».

Несколько раз мы встречались с Всеволодом Ивановичем уже после того, как он переехал на Краснопролетарскую, в дом, где живёт Францев. ВИ перенёс инфаркт, ему был нужен хороший врач, и мне захотелось заняться моим любимым делом, которое, кстати, всегда мне удаётся: познакомить и подружить хороших людей. Но на этот раз ничего не получилось: они познакомились, но как-то взаимно друг другом не заинтересовались и не подружились.

Как раз в это время Феодосьев очень болезненно переживал конфронтацию с новым ректором МВТУ Алексеем Елисеевым, его учеником, ставшим потом космонавтом (Елисеев учился на курс младше меня). Я пытался их примирить, беседовал с Лёшей, но и тут у меня тоже ничего не получилось. У Елисеева был грандиозный план высылки МВТУ куда-то в Подмосковье, строительства там научного городка с современными лабораториями, общежитиями, коттеджами для профессуры и мощным соцбытсектором на манер Массачусетского политехнического института, план, сильно напоминающий известный мост Манилова. Феодосьев выступал яростным оппонентом Елисеева. Дело кончилось тем, что ВИ вынужден был уйти из МВТУ, которое Елисеев к тому времени уже переименовал в ГТУ: Государственный технический университет. Довольно скоро на волне демократизации учёный совет скинул и самого ректора-реформатора. Сегодня в траурных речах сквозила мысль, что борьба с «Лысенко от техники» сократила годы Всеволода Ивановича. Правда, после снятия Елисеева Феодосьев вернулся в МВТУ весной 1991 года, очень весело отпраздновал 50-летие своего выпуска, но по настоящему поработать не успел…

После возвращения из США зимой 1990/91 г. я позвонил Всеволоду Ивановичу в связи с очерком о Тимошенко, который я написал в Чикаго. Я там ссылаюсь на Феодосьева, предпослав этой ссылке эпитет: «выдающийся советский учёный». Он ссылку принял, но «выдающегося» просил снять. Я снял. Но очерк не напечатали пока. Теперь восстановлю.

За месяц до смерти мы говорили по телефону в последний раз. ВИ приглашал меня поболтать:

— Только я теперь уже не тот, так что давай заранее договоримся: я тебе буду наливать по полной, а себе по чуть-чуть…

Я так и не выбрался…

Феодосьев — самородок: крупный учёный, отличный педагог, альпинист, турист высшей категории, талантливый литератор. Но главная черта его: какая-то невероятная в нашей стране и в наше время внутренняя раскованность, свобода мыслей. Говорил, что думал, и делал это с такой подкупающей, искренней откровенностью, что порядочный человек обидеться на него не мог.

27.9.91

* * *

Для ТВ-программы «Время»: