Зами: как по-новому писать мое имя. Биомифография

Каждая из нас так изголодалась по любви, что мы хотели верить: когда ее найдешь, она всесильна. Мы хотели верить, что она сможет урезонить мою зарождающуюся боль и ярость; поможет Мюриэл выйти в мир и найти работу; что она сделает свободными наши тексты, излечит расизм, прикончит гомофобию и подростковые прыщи. Так оголодавшие женщины верят, что еда утолит всю боль и залечит давние душевные раны.

27

Тем золотым летом 1955-го мы были очень заняты и полны света. В будни я работала в библиотеке, а Мюриэл собирала кровати на другом конце города для «Мика и Корделии». По выходным мы писали, читали, изучали китайскую каллиграфию и отдыхали на пляже и в барах.

Джонас Солк представил свою новую вакцину от полиомиелита во время выпускной церемонии моей сестры Хелен в Сити-колледже, и, так как многие из моих подруг по старшей школе Хантер пострадали от этой болезни, новость много значила для меня лично.

В жизни столько всего происходило. Я одолжила «Джет» – девчачий журнал, который пытался стать Черным общественно-политическим еженедельником, – у сестриного мужа Генри в один из своих нечастых визитов в Бронкс и проглотила его за долгую поездку на юг Манхэттена, а потом под шумок оставила на соседнем сиденье, когда доехала до своей станции. Стоило мне заговорить в библиотеке о том, что я пишу стихи, кто-нибудь каждый раз поминал «Подарок моря» Энн Морроу Линдберг, главный бестселлер того года. На мою работу эта книга была похожа как морской гребешок на кита. Воодушевленная поддержкой Мюриэл, я отослала несколько своих стихотворений в «Лестницу», журнал для лесбиянок, который выпускали «Дочери Билитис». Стихи быстро и без объяснений вернули назад, и это меня сломало.

Мы много читали: помимо взятого из библиотеки, покупали и продавали книги в букинистических лавках на Четвертой авеню. Мюриэл также проводила там много времени: в «Стрэнде» можно было приобрести старые томики Байрона и Гертруды Стайн, а через неделю с небольшим убытком сдать их в «Пайн» чуть дальше по улице. Книг тогда было не слишком много; я помню, как обменяла подаренный на день рождения томик Линдберг на несколько подержанных книг в мягких обложках, два тома малоизвестных поэтов в твердых переплетах и первый номер журнала «Мэд», что стоил десять центов.

В июне с нами стала жить Линн. Мы этого не планировали, но так уж получилось. Мы с Мюриэл снова, хотя и осторожно, начали общаться с Беа, а Линн была ее бывшей возлюбленной, с которой мы впервые встретились в тот нашумевший Новый год.

Было начало лета, когда воскресным вечером она приехала к нам из Филадельфии. Длинные струистые светлые волосы, короткая крепкая шея, на плече – битком набитая спортивная сумка. Измятая военная форма обтягивает объемистые бедра. У Линн была лукавая улыбка, а когда она смеялась, всё ее лицо морщилось. Широкая, коренастая, очень сексуальная – и совершенно разобранная эмоционально. Такого же возраста, как и я, двадцати одного года от роду, но с ужасно сумбурной жизнью.

Ее молодой муж погиб три месяца назад: приехал на побывку из армии и вместе с Линн попал в аварию. Ее выбросило из грузовика, а он сгорел. В тот момент они как раз перевозили вещи в Филадельфию, к ее новой возлюбленной.

Линн свалилась на голову нам, потому ей больше некуда было податься. Они с Беа расстались по слишком хорошо известным мне причинам, и Линн решила отправиться за лесбийской тусовкой в Нью-Йорк. Ее трясло от декседрина, она сходила с ума от нервного истощения и боялась заснуть из-за кошмаров о смерти, потерях и пламени аварии, после которых на нее лавиной обрушивалась вина за смерть Ральфа.

Не знаю, кто бы остался равнодушен к трагической истории этой искалеченной девочки-женщины. Нам выдался случай воплотить на практике то самое сестринство, о котором мы столько говорили и которое мечтали исповедовать.

Мы с Мюриэл пригласили Линн пожить с нами. Какую-то часть того лета наши представления о том, как женщины могут сосуществовать вместе, делить быт, работать и любить, совпадали. Почти получилось. Но все мы недостаточно знали себя; у нас не было шаблонов, которым можно было бы следовать, кроме собственных потребностей и бездумных мечтаний. Мечтания эти не сбивали нас с пути, но иногда их оказывалось недостаточно.

Я заметила, что частенько грежу наяву над библиотечным каталогом, представляя неправильный прикус Линн, и наконец неохотно призналась себе, что испытываю к ней сильное физическое влечение. От этого неожиданного и странного поворота делалось и страшно, и стыдно. Я любила Мюриэл как свою жизнь, мы принесли друг другу обет верности. Как же тогда я могла физически вожделеть другую женщину? И тем не менее вожделела. Естественным развитием событий казалось исследовать положение вещей через призму всех его бесчисленных последствий и подробно обсудить каждое из них.