Зами: как по-новому писать мое имя. Биомифография

В начале апреля в один свежий вечер мы с Мюриэл встретили мою старую школьную подругу Джилл. Та переходила Ист-Хаустон, одетая в изношенный бушлат на пару размеров больше, чем нужно. Я не виделась с ней года два, с тех пор как они с Мечеными после моего отъезда в Стэмфорд зависали у меня в квартире. Мы обе были поэтессами, диссидентками и очень целеустремленными, и вообще, несмотря на различия, нас с Джилл многое объединяло. В то же время нас разделяли нерешенные проблемы. Из-за этого мы обе держались настороже, но ценили друг в друге проницательность.

Джилл направлялась в деловую часть города в отцовскую юридическую фирму – хотела воспользоваться электрической печатной машинкой, когда все уйдут. Мы с Мюриэл присоединились к ней, и потом несколько воскресений набирали свои стихотворения и наброски на элегантных машинах IBM. Мы с Джилл заключили осторожное перемирие, будто решили забыть о прошлом безо всяких обсуждений и будто наших связей и общей истории доставало, чтобы преодолеть разногласия. По крайней мере, Джилл, как и я, была воительницей, еще одной аутсайдершей. В детстве мы росли под укоренившееся в подсознании эхо решительно оптимистических бесед у камина Франклина Делано Рузвельта. И обе усвоили его рецепт прогресса: когда дела идут плохо, действуй. Сработает – действуй дальше. Не сработает – придумай что-то еще. Но продолжай действовать.

На следующей неделе, выходя с урока немецкого, я услышала, как кто-то меня окликает. Обернувшись, я с удивлением увидела Тони, бывшую звезду спортивной команды в старшей школе Хантер. Прежде мы были знакомы лишь шапочно, но здесь, на недружелюбных пустошах колледжа, смотрели друг на друга с теплотой и приятным облегчением.

– Выпьем кофе на следующей неделе? – предложила я, когда прозвенел следующий звонок и мы метнулись к лифту. Тони засмеялась и закивала коротко стриженной светлой головой.

– Отчего же кофе? Давай просто выпьем. На Вест-Сайде внизу Манхэттена есть прекрасный бар «Морская колония». Можем туда поехать после занятий. Ты же где-то там и живешь, да?

Значит, Тони лесбиянка. Еще один приятный не-совсем-сюрприз. А еще у нее своя машина – неслабое достижение через три года после школы.

Тони на тот момент имела диплом медсестры и раз в неделю читала в Хантере курс сестринского дела. Я была потрясена. Пока мы все пытались реконструировать мир, Тони занималась тем, что налаживала собственную жизнь. По сравнению со мной и Мюриэл она казалась такой взрослой, способной, уравновешенной и процветающей. На год младше меня – а уже купила автомобиль, арендовала дачу на Хантингтон-стейшн и никогда не беспокоилась, на что купить еды. Хотя на работе и в колледже она держалась в тени, у Тони была репутация из-за ее «нетрадиционных» подруг.

Мы стали часто видеться – Мюриэл даже чаще, так как четыре дня в неделю я сидела на занятиях до десяти вечера.

Разделавшись с домашкой по высшей алгебре и всё еще недоумевая, зачем нужны синусы, я забралась в постель, как вдруг в замке зашевелился ключ. Сперва в дом хлынула волна сырого после весенней грозы уличного воздуха, а потом показалось осунувшееся лицо Мюриэл. После долгой прогулки через город оно блестело от влаги.

– Еще не спишь? – она швырнула на диван синий свитер и присела на краешек кровати. Радуясь, что увидела ее, не успев уснуть и будучи в хорошем настроении, я села и потянулась за очками. Мюриэл оставляла мне записку: они с Тони собирались выпить пива.

– Где Тони? Почему она тебя не отвезла? – я поцеловала ее. Пахло пивом, сигаретами и апрельским дождем.

– У нее колесо пробило около больницы, поэтому она без машины.

Мы не привыкли к реалиям жизни автовладельцев.

– А я получила восьмерку за квадратные уравнения, – в том семестре тригонометрия стала для меня главным камнем преткновения в курсе математики. – Где вы были?

– Сначала пошли в «Свинг», но он закрыт – не знаю, сегодня или насовсем. Потом – в новое место на Бликер, называется «Русалка», но у них надо потратить минимум доллар, что курам на смех среди недели, так что в итоге мы оказались в «Риве».

«Ривьера» не была в первую очередь лесбийским баром, но ее полы, покрытые опилками, и дешевое пиво делали ее привлекательной для всех на Шеридан-сквер.

– Как Тони?

Мюриэл захихикала:

– Совсем разошлась. Сегодня даже не прихватила с собой чепчик старшей медсестры, – Мюриэл наклонилась и затянулась моей сигаретой. – Что бы ты почувствовала, если бы мы с Тони переспали?

Я посмотрела в ее глубокие карие глаза, сияющие, широко распахнутые впервые за долгое время. Так вот оно что. Ее ожидающая полуулыбка смягчила мое удивление от того, с какой легкостью этот вопрос вновь вернулся в нашу жизнь.

– А что, уже?

– Еще нет, конечно. Я бы тебе сказала, ты же знаешь.

Она говорила так оживленно, так приподнято, что вопреки себе я улыбнулась. Вернулась былая старушка Мюриэл. Я потушила сигарету и снова улеглась.

– Ну, я рада, что ты спросила. Полезай в кровать.

Мюриэл снимала кроссовки.