Зами: как по-новому писать мое имя. Биомифография

Мы были здоровыми молодыми самками – по счастью, поздоровее большинства наших ровесниц, – полными жизни, активными женщинами, и кровь наша всегда кипела, в карманах свистел ветер, а бесплатная еда в дружелюбной обстановке – то есть среди других лесбиянок – превращалась в изрядное удовольствие, даже если его приходилось покупать по цене бутылки пива, то есть за пятьдесят центов, что вызывало много нареканий.

Танцевать там не разрешали, поэтому бар «Лорелс» не мог сравниться в популярности с «Багом», если речь не шла о воскресном бранче. Зато Мюриэл его предпочитала, потому что там было тише. Заведением заправляла Трикс, всегда заботившаяся о «своих девочках». Маленькая и решительная, со стойким флоридским загаром и бронксским акцентом, она расположилась к нам с Мюриэл: иногда покупала нам пиво и усаживала поболтать, если посетителей было не очень много.

Мы все понимали, как обстоят дела с лесбийскими барами, почему они с неизменной регулярностью появлялись и исчезали и кто на них наживался[19]. Трикс была хорошенькой, умной, жесткой и доброй одновременно, а ее постоянный загар казался мне особенно привлекательным. Она была похожа на ореховокожих демонов, населявших тогда мои сны, – только поприятней.

На деле большинству лесбийских баров, кроме старожилов вроде «Бага», в то время удавалось проработать не больше года. «Лорелс» закрылся, как и прочие – «Свинг», «Снукис», «Виноградная лоза», «Морская колония» и «Стойло пони». Все они сдувались за год или около того – где-то еще открывались и входили в моду новые заведения. Но в тот год бар «Лорелс» стал важен для тех, кто там познакомился или на время обосновался. Было в нем что-то семейное.

По воскресеньям мы с Мюриэл пораньше уезжали с гей-пляжа на Кони-Айленде или в Риис-парке, садились на метро, чтобы дома помыться, одеться и прошвырнуться в «Лорелс», успев на четырехчасовой бранч. Именно там у меня случилась первая открытая конфронтация из-за расы с другой лесбиянкой.

В тот день мы с Мюриэл вернулись из Риис-парка, полные солнца и песка. Занялись любовью, пока соль оставалась на коже, потом ополоснулись, помыли головы и собрались выходить. Я надела свои выцветшие бриджи для верховой езды с замшевой вставкой между ног и бледно-голубую фуфайку с короткими рукавами, купленную на той неделе «У Джона» на Си-авеню за шестьдесят центов. Мою продубленную солнцем кожу докрасна отполировали жара и любовь. Волосы, свежеостриженные и только что вымытые, обрели особую летнюю жаркую ломкость. Я чувствовала себя похотливой и неугомонной.

Из вечернего августовского зноя мы спустились в неожиданно прохладную полутьму «Лорелс». Мюриэл, бледная как смерть, с вечной сигаретой в руке, надела черные бермуды и рубашку. Я шла позади нее, чувствуя себя толстой, Черной и очень пригожей. Мы не вписывались ни в одну группу или категорию, и в тот день я поняла, что очень этим горжусь, хотя некоторые из-за этого и смотрели на нас, задрав нос.

Когда мы с Мюриэл набрали еды, взяли пива и отхватили столик, к нам подошли Дотти и Поли. Мы часто сталкивались с ними в «Баге» и в супермаркете на Ди-авеню, но в гостях друг у друга не были, за исключением того Нового года, когда все стеклись к нам поесть.

– Где были, подруги? – Поли простодушно улыбалась, светлые волосы и голубые глаза, оттененные бирюзовой китайской блузой, сияли.

– В Риис. На гей-пляже, – Мюриэл, согнув палец, подцепила бутылку и отхлебнула. Из стаканов мы не пили – это считалось пидорским, хотя иногда мне их не хватало: от холодного пива сводило зубы.

Поли повернулась ко мне:

– Слушай, а здорово ты загорела. Я и не знала, что Негры тоже загорают, – ее широкая улыбка была призвана обозначить это высказывание как шутку.

Обычно в подобных ситуациях я выстраивала линию защиты так, чтобы проигнорировать намек и отпустить ситуацию. Но Дотти Доз, возможно, испытывая неловкость из-за затронутой запретной темы, никак не могла с нее соскочить. Она всё нахваливала мой прекрасный загар. Поднесла свою руку к моей, чтобы сравнить. Покачивала светлой головой и говорила всем, кто был готов слушать, как она хотела бы так классно загорать, а не просто краснеть от солнца, и осознаю ли я свое счастье, заполучив такой прекрасный оттенок. Болтовня так меня утомила, что я затряслась от ярости: больше терпеть не было сил.

– Что ж ты так не носишься с моим природным загаром, а, Дотти Доз? Почему бы это?

За столом повисла тишина, потом раздался мрачный одобрительный смешок Мюриэл, и мы, к счастью, сменили тему. Но меня всё еще трясло. И этот случай запомнился на всю жизнь.

В лесбийских барах я искала других Черных женщин, но никогда не осознавала этого настолько, чтобы сказать об этом вслух. За четыреста лет, прожитых в этой стране, мы выучились относиться одна к другой с большим подозрением. В мире лесбиянок всё было точно так же.