Энн, с которой мы познакомились на вечерней смене в Бет-Дэвид, была медсестрой с лицензией. Мы флиртовали друг с другом в сестринском чулане после полуночи, когда главная сестра дремала в одной из свободных отдельных палат на этаже. Муж Энн служил в Корее. Ей был тридцать один год, и, по ее собственным словам, она
Энн познакомила меня с пробниками амфетаминов во время долгих, сонных ночных смен, а потом мы отходили в ее яркой квартирке с кухней-уголком на Катидрал-паркуэй, пили черный кофе и сплетничали до рассвета о всяком, включая странные повадки старших сестер.
Я позвонила Энн в больницу и встретила ее после дежурства. Я сказала ей, что беременна.
– А я-то думала, ты по девочкам!
В ее голосе прозвучал расстроенный полувопрос, и я тут же вспомнила про тот случай в чулане. Но, по моему опыту, люди обычно пытались навесить на меня ярлык, чтобы списать со счетов или как-то мной воспользоваться. Я на тот момент вообще не осознавала своей сексуальности и уж тем более не знала, как ее описывать. Ее замечанию я не придала значения.
Я спросила Энн, сможет ли она добыть мне в аптеке эргометрин: слышала, как медсестры говорили, будто он вызывает кровотечение.
– С ума сошла? – с ужасом спросила она. – С такими вещами шутки плохи, подруга, можно и кони двинуть. От него бывают кровоизлияния. Попробуем тебе помочь как-нибудь по-другому.
У всех есть знакомые, заверила Энн. Она знала мать одной медсестры из хирургического отделения. Очень надежную, без глупостей и дешевую. Выкидыш вызывается при помощи катетера-баллона Фолея. Аборт в домашних условиях. Узкая трубка из твердой резины, которую используют в послеоперационных случаях, чтобы оставлять открытыми каналы, от стерилизации размягчается. Когда она проходит через шейку в матку, будучи мокрой, свертывает в спираль все свои сорок сантиметров и аккуратно помещается в утробу. Как только резина снова затвердевает, ее острые углы прокалывают кровоточащую слизистую, отчего матка сокращается и плод постепенно исторгается вместе с мембраной. Если только сам катетер не выходит первым. И если он не пронзает стенку матки.
Занимало это дело пятнадцать часов и стоило сорок долларов – моя зарплата за полторы недели.
В тот день я отправилась в квартиру миссис Муньос, отработав в офисе доктора Саттера. Январская оттепель миновала, и, хотя был всего час дня, солнце не грело. Зимняя серость середины февраля и темные проталины на грязном снегу верхнего Ист-Сайда. Я прижимала к бушлату пакет с резиновыми перчатками и новый ярко-красный катетер, который Энн раздобыла в больнице. Там же лежала прокладка. Еще я прихватила с собой б
– Дорогуша, снимай юбку и трусики, пока я тут всё прокипячу, – миссис Муньос достала катетер из пакета и обдала его кипятком в неглубоком тазу. Я сидела, обхватив колени руками, на краю широкой кровати, стесняясь своей полунаготы перед незнакомкой. Она натянула тонкие резиновые перчатки и, поставив тазик на стол, посмотрела на меня, зажавшуюся в углу опрятной, но обшарпанной комнаты.
– Ложись, ложись. Боишься, да? – она смотрела на меня из-под чистой белой косынки, почти полностью охватывавшей ее маленькую голову. Волос не было видно, поэтому по ее лицу с острыми чертами и ясными глазами не было понятно, сколько ей лет. Она выглядела настолько молодо, что я удивилась: неужели у нее настолько взрослая дочь, что работает медсестрой?
– Боишься? Не бойся, милая, – сказала она, подхватив тазик краем полотенца и передвинув его к другой стороне кровати.
– Теперь ложись и поднимай ноги. Нечего бояться. Пустяк – я бы такое и со своей дочерью проделала. Если бы у тебя был срок три, четыре месяца, было бы сложнее и дольше, понимаешь? Но у тебя срок маленький. Не волнуйся. Сегодня-завтра, может, поболит – ну вот как при месячных живот, бывает, тянет, только посильнее. У тебя такое случается?
Я кивнула, онемев и стиснув зубы от боли. Но она пристально смотрела на свои руки, которые что-то делали у меня между ног.
– Ты тогда аспирина прими или выпей чего-нибудь – только немного. Когда всё будет готово, трубка выйдет, а за ней и кровь потечет. И всё, нет ребенка. В следующий раз стереги себя, дорогуша.
Заканчивая говорить, миссис Муньос успела ввести длинный тонкий катетер через шейку в матку. Боль оказалась резкой, но мгновенной. Скрученный спиралью катетер находился внутри меня, словно безжалостный благодетель, и готовился проткнуть тонкую слизистую и кровью смыть мои тревоги.
Так как для меня любая боль невыносима, даже этот короткий приступ казался бесконечным.