Беатрис решает, что в общем-то неважно, травит ли кто-то короля Чезаре или нет и был ли он в сговоре со своей сестрой. Селлария скорее всего окажется под контролем ее матери задолго до того, как этот мифический отравитель добьется успеха. Это неважно… но любопытство Беатрис берет верх. В конце банкета она говорит Паскалю вернуться в покои без нее, потому что она оставила в банкетном зале свою шаль. Конечно, Паскаль не замечает, что на ней с самого начала ее не было, он может даже не знать, что такое шаль.
После этого довольно легко подождать за углом, пока она не услышит громкий приближающийся голос короля Чезаре. Она выходит в самый подходящий момент и врезается прямо в него.
– Ой! – она смотрит на короля Чезаре широко раскрытыми глазами. – Мне очень жаль, Ваше Величество, я думала о том, насколько замечательной была ваша речь, и немного отвлеклась, – говорит она с яркой улыбкой.
Его обычная свита из самодовольных аристократов начинает над ним суетиться, как будто столкновение с Беатрис могло причинить ему серьезные телесные повреждения. Не отрывая от нее взгляда, он нетерпеливо от них отмахивается. Беатрис приходится заставлять себя не отшатнуться от его ухмылки и удержать улыбку.
– Это была чудесная речь, не так ли? – говорит он, довольный собой.
– Да, действительно, – отвечает Беатрис, прежде чем закашляться. – Ой, простите, у меня просто пересохло в горле…
– Нико! – зовет король Чезаре, протягивая руку к бокалу.
Николо смотрит на нее, нахмурив брови, но передает бокал королю, а тот передает его Беатрис. Она думает, что объяснит все Николо потом, когда узнает наверняка.
Беатрис берет вино, затем хмурится, как будто ей только что пришла в голову мысль.
– О, если я заболею, последнее, чего я хотела бы, – это чтобы Ваше Величество тоже заболел, – она оглядывается на придворных, держащих каждый свой стакан. Одна женщина, герцогиня Лекси, держит его так, что становится очевидно – в нем ничего нет. – Герцогиня Лекси, могу я взять ваш бокал? Кажется, вы все выпили, – говорит она.
– Я… конечно, Ваше Высочество, – соглашается женщина, хотя, похоже, ей это не нравится. Но когда король жестом просит ее поторопиться, она быстро передает бокал Беатрис, которая наливает себе небольшое количество королевского вина. Беатрис делает вид, что отпивает, и улыбается королю.
– Спасибо, Ваше Величество. Это очень освежает.
Вернувшись в свои покои, она быстро здоровается с рассеянно читающим книгу Паскалем и идет в свою гардеробную, где на фальшивом дне своей шкатулки для драгоценностей находит небольшой стеклянный флакон. Она переливает вино из кубка туда и начинает писать письмо Дафне.
Софрония
Леопольд ведет Софронию по лабиринту дворцовых коридоров, в которых она плохо ориентируется даже спустя месяц пребывания во дворце. Они поднимаются по такому количеству винтовых лестниц, что у нее начинают болеть мышцы ног, а дыхание становится прерывистым.
– Еще немного, – обещает он через плечо, хотя тоже кажется запыхавшимся.
Софрония гримасничает, но сдерживается и продолжает следовать за ним вверх и вверх, пока, наконец, он не толкает деревянную дверь и не вводит ее в маленькую комнату, освещенную только полуденным солнцем, льющимся через единственное широкое окно.
Комната круглая и, возможно, самая маленькая из тех, что она видела во дворце. Если они с Леопольдом возьмутся за руки, то другой рукой вполне могут дотянуться до противоположных стен. В ней вообще нет мебели, только на каменном полу расстелен изношенный цветной ковер.
– Это самая высокая сторожевая башня в королевстве, – говорит он ей, отвечая на вопрос, который она не задавала. – С тех пор, как закончилась война с Селларией, от нее мало толку, но вид отсюда прекрасный.
Он тянет ее к открытому окну и делает полукруг рукой. Когда Софрония смотрит наружу, то от открывающегося вида у нее перехватывает дыхание. Такое ощущение, что перед ней, простираясь до самого горизонта, раскинулся весь Темарин. Все настолько маленькое, что она внезапно снова чувствует себя ребенком, играющим с меленькими фигурками. Она с трудом различает точки внизу, которые должны быть людьми, проходящими по переполненным улицам Кавелле.
– Они похожи на муравьев, – удивленно произносит она. – И все они выглядят одинаково. Сразу и не скажешь, кто простолюдин, а кто герцог.
– Я сомневаюсь, что есть герцоги, которые осмеливаются бродить по Кавелле, – тихо говорит Леопольд. Он стоит позади нее, и его голова находится прямо над ее плечом, так близко, что, когда он говорит, она может чувствовать его дыхание на своей щеке.
Софрония указывает на особенно большое скопление точек. Наверное, сотни человек.
– Что там происходит?
– Ах, вот что я хотел тебе показать, – довольно спохватывается он. – Ты помнишь, как мы говорили о возможности создания общественного фонда? Теоретически, потребуется некоторое время, чтобы ввести пошлины, которые будут его обеспечить, но я решил, что медлить нельзя. Ты урезала значительный объем бюджета дворца за месяц, и мне удалось… побудить многие благородные семьи при дворе пожертвовать…