Замогильные записки Пикквикского клуба

"Что касается наружности, дядя мой былъ немного пониже средняго роста, немного потолще обыкновеннаго размѣра и, можетъ быть, лицо его было чуть-чуть излишне красновато. Физіономія y него была самая развеселая, джентльмены: нѣчто въ родѣ Пэнча (Punch, полишинель), только съ болѣе краснымъ носомъ и подбородкомъ; глаза y него вѣчно моргали и свѣтились веселостью, a улыбка — не то, что ваши ничего не выражающія, деревянныя усмѣшки, — a настоящая, веселая, сердечная, добродушная улыбка не сходила никогда съ его устъ. Однажды его выбросило изъ кабріолета, и онъ ударился головою прямо о дорожную тумбу. Онъ такъ и остался недвижимъ на мѣстѣ, и лицо y него, попавъ какъ разъ въ кучу щебня, до того было повреждено и изуродовано порѣзами, что, по собственному сильному выраженію дяди, родная мать не узнала бы его, если бы вернулась снова на землю. Впрочемъ, разсудивъ хорошенько, джентльмены, я полагаю, что она и безъ того не могла бы его, узнать, потому что умерла, когда дядюшкѣ было всего отъ роду два года и семь мѣсяцевъ, и не случись даже щебня, одни высокіе дядины сапоги сбили бы совсѣмъ съ толку почтенную леди, не говоря уже о его веселой, красной рожѣ. Какъ бы тамъ ни было, онъ свалился, и я слыхалъ отъ него не разъ, что человѣкъ, поднявшій его, разсказывалъ послѣ, что дядя лежалъ съ превеселой улыбкой, какъ будто только споткнулся слегка; a когда пустили ему кровь и въ немъ обнаружились первые слабые признаки его возвращенія къ жизни, онъ вскочилъ на постели, разразился громкимъ хохотомъ, поцѣловалъ молодую женщину, державшую тазикъ, и спросилъ себѣ тотчасъ же порцію баранины съ маринованными орѣхами. Онъ очень любилъ маринованные орѣхи, джентльмены. Онъ говорилъ всегда, что, если ѣсть безъ уксуса, то нѣтъ лучшей закуски къ пиву.

"Главную свою поѣздку дядя совершалъ осенью; онъ собиралъ въ это время долги и принималъ заказы на сѣверѣ: ѣхалъ изъ Лондона въ Эдинбургъ, изъ Эдинбурга въ Глазго, изъ Глазго обратно въ Эдинбургъ и затѣмъ, на закуску, въ Лондонъ. Вы понимаете, конечно, что вторичная его поѣздка въ Эдинбургъ предпринималась имъ для собственнаго удовольствія. Онъ ѣздилъ туда на недѣльку единственно для того, чтобы повидаться со старыми друзьями, и, завтракая съ однимъ, перекусывая съ другимъ, обѣдая съ третьимъ и ужиная съ четвертымъ, онъ проводилъ очень пріятно эти денечки своего отдыха. Не знаю, джентльмены, случалось-ли кому изъ васъ угощаться настоящимъ, существеннымъ, гостепріимнымъ шотландскимъ завтракомъ, a потомъ перекусить слегка блюдомъ устрицъ, да запить все это добрыми двумя стаканами виски да дюжиной хорошаго элю. Если вамъ приводилось на себѣ самихъ испытывать такое угощеніе, то вы согласитесь со мною, что требуется порядочно крѣпкая голова, чтобы еще плотно пообѣдать и поужинать послѣ этого.

"Но, чтобы мнѣ провалиться на мѣстѣ, если я вру, все это было дядюшкѣ ни почемъ. Онъ былъ такой богатырской комплекціи, что такой подвигъ считалъ простою дѣтскою игрушкой. Онъ говаривалъ при мнѣ, что могъ пировать хоть каждый день съ дундейцами и возвращаться потомъ домой не шатаясь; a вѣдь y жителей Дунди такія крѣпкія головы и такой крѣпкій пуншъ, джентльмены, какихъ вы не встрѣтите болѣе нигдѣ между обоими полюсами. Мнѣ разсказывали о состояніи одного добраго парня изъ Глазго съ такимъ же парнемъ изъ Дунди; борцы пятнадцать часовъ къ ряду пили не переставая. Оба они задохлись почти въ одинъ моментъ, насколько это можно было засвидѣтельствовать, но, за этимъ малымъ исключеніемъ, нисколько не пострадали при этомъ.