Как, спросил он себя, могут существовать такие договоры, когда Коронал не помазанный и посвященный владыка, а узурпатор, лишенный милости Дивин, благодаря которой держится такая хрупкая конструкция?
Валентин ловил себя на том, что все больше и больше думает о таких вопросах во время долгих, монотонных часов путешествия на восток. Такие мысли удивляли его своей серьезностью, он терял привычную легкость и простоту мысли первых дней в Пидруиде, он чувствовал, что все больше обогащается и растет его умственная энергия. Это было так, словно завеса, скрывавшая его разум, все более утончалась и настоящий интеллект выходил наружу.
Валентин все еще не был уверен, но его сомнения с каждым днем ослабевали.
В снах он часто видел себя в положении власти. Однажды ночью он, а не Залзан Кавол, вел труппу жонглеров; на другую ночь он в царской мантии председательствовал на каком-то совете метаморфов, которые казались ему жуткими туманными призраками, не державшими определенной формы больше минуты, а на следующую он увидел себя на рынке в Тагодаре, судящим мелкие споры продавцов одежды и торговцев браслетами.
- Вы видите? - сказала Карабелла.- Все эти сны говорят о могуществе и величии.
- Могущество? Величие? Сидя на бочке и верша справедливость над торговцами хлопком и льном?
- В снах многие вещи меняются. Эти видения могут оказаться метафорами.
Валентин улыбнулся, но в душе признал возможность такой интерпретации.
В одну из ночей, когда они были возле Кинтора, у него было самое определенное видение о его предполагаемой прежней жизни. Он находился в комнате, обшитой редкими и красивыми породами дерева: сверкающими панелями семотана, банникопа и темного красного дерева. Валентин сидел за остроугольным столом из полированного палисандрового дерева, заваленным документами. В его правой руке была корона звездного огня, секретари подобострастно склонялись перед ним, а за огромными сводчатыми окнами виднелся безбрежный воздушный океан, словно он смотрел со склона Замковой Горы. Было ли это только фантазией или же неким фрагментом похороненного прошлого, который вырвался на свободу и стремился из сна подняться к поверхности его сознания? Он описал комнату и стол Карабелле и Делиамбру, надеясь, что они подскажут, как выглядит комната Коронала в действительности, но они не имели об этом никакого понятия. Вроон спросил, каким он воспринимал себя, когда сидел за палисандровым столом: был ли он золотоволосым, подобно Валентину, едущему в фургоне жонглеров, или же темным, как Коронал, устроивший пышное шествие через Пидруид и западные провинции?
- Темным,- тут же ответил Валентин, а затем нахмурился.- Или же нет? Я сидел за столом и не видел мужчину, который там был, потому что сам БЫЛ им. А еще... еще...
- В мире снов мы часто видим себя своими собственными глазами,- заметила Карабелла.
- Я мог быть и темным, и светлым,- сказал Валентин.- То одним, то другим... и суть ускользнула от меня.
- Верно,- подтвердил Делиамбр.
После утомительного сухопутного путешествия они были теперь почти в Кинторе. Этот главный город северной части Цимроеля лежал на изрезанных землях, с многочисленными озерами, возвышенностями и темными, практически непроходимыми лесами. Дорога, выбранная Делиамбром, провела фургон через юго-западные предместья, известные как Горячий Кинтор, потому что там находились геотермальные диковины - огромные шипящие гейзеры и широкое парящее озеро, которое пузырилось и зловеще булькало, а в миле или двух от него находились фумаролы, из которых каждые несколько минут вырывались облака зеленоватых газов, сопровождаемые глубокими и странными подземными стонами. Небо здесь было покрыто огромными облаками цвета тусклого жемчуга, и, хотя вокруг еще царило лето, холодные резкие ветры с севера уже приносили осеннюю прохладу.
Цимр, крупнейшая река Цимроеля, отделяла Горячий Кинтор от остального города. Когда путешественники углубились в него, фургон неожиданно выехал из района узких улочек и оказался на широкой эспланаде, ведущей к Кинторскому Мосту. При виде его Валентин в удивлении разинул рот.
- В чем дело? - спросила его Карабелла.
- Река... Я даже не представлял, что она может быть такой большой!
- Реки вам неизвестны?
- Между Пидруидом и этим местом не было ни одной сколько-нибудь значительной,- ответил он.- А о том, что было до Пидруида, я не помню.
- На всем континенте нет рек, сравнимых с Цимром,- сказал Слит.- Так что смело можете удивляться.