Замок одиночества

Наталья Кирилловна тоже была зачарована происшедшим и взглянуть на открытку сейчас не решилась. И даже директор над «интеллектуальными машинами» не был склонен сейчас к юмору. «Это вам не тот гнедой, что оставляет… за собой… Это – То!» – подумал он и лишь сказал серьёзно:

– Теперь держись, Ольга! Приключения и романы неотвратимы! – И перевалил верх своей кепки налево. Это было тоже символично: будто капитан повернул руль своего фрегата, выверяя курс.

Они двинулись в сторону базилики. Вверх, вверх… По обеим сторонам улицы – лавки: слева сувениры, справа живопись. Что-то ещё купили (шопинг – опиум для народа!): дед – пару портсигаров с видами Монмартра, Наталья Кирилловна – шикарные платок и шарф, Оля – отличные копии с Камиля Писсарро: «Бульвар Монмартр» и «Оперный проезд в Париже. Эффект снега. Утро». Вариантов этих картин у художника было много, и, чтобы восполнить свою коллекцию импрессионистов (была у неё такая), она докупила Писсарро в виде открыток, картонок и постеров.

Вон они – белые купола величественно-сказочной Сакре-Кёр! А вот у конной статуи – родители. Оленька бросилась в объятия матери. Все расцеловались.

– Чего это ты с таким огромным пакетом ходишь, солнышко моё? – спросила Ляля у дочери?

– Да нет, мам. Это я сейчас «прикупила» живописи… Нет, не покажу… Потом… Что-то себе… что-то на подарки…

На полчаса зашли в храм, столько же времени затратив на подъём по многочисленным ступеням. Спускались ещё медленнее, любуясь панорамами Парижа, элегантного и даже в зимнее время исполненного благородства и достоинства.

– Ты мой грандиозный и грациозный! Я полюбила тебя, Париж! – вскрикнула Ольга, воздев руки к небесам, и сотня голубей, лениво восседавших на ступенях, с шумом воспарили вверх, окутав собой базилику, а затем облепив её купол. Зеваки-туристы, в основном китайцы и русские, тоже отреагировали, но по-разному: русские зааплодировали непосредственному излиянию чувствительной девушки, а китайцы растянули свои белозубые фарфоровые улыбки. За обедом все были оживлены. Ляля показывала свои фотки на камере телефона, Оля – свои, и по кругу, по кругу… шутки, смех, восторги. Главной удачей была (по общему мнению) фотосессия деда на лавочках, где он изображал парижских клошаров.

– Ладно, раз вам всем понравилось, размещу парочку фото на обложке своего журнала. Я, гуляя вчера, как раз статейку обдумал… о свободе выбора. Вот тут… неплохо… дети мне бросают монетки в мою новую кепи, … вот я на набережной у самой воды что-то декламирую. Эзоп! Демосфен!

– Месье, же не манж па сис жур… – съязвил добродушно сын, пародируя Кису Воробьянинова.

– Ты, красавец, лучше не томи нас, а рассказывай давай, где новогоднюю ночь «пропивать» будем! – улыбнулся на шутку сына отец. – Он, Лёлёк, нас тут томит сюрпризами своими всю дорогу…

– Да, пора, – согласился Евгений. – Ресторан «Жюль Верн»! Второй уровень Эйфелевой башни! Забронирован столик! Высокий класс кухни! Карнавал на террасе! Мне пора позвонить и согласовать меню. Слушаю предпочтения! – Он «сбросил» на телефоны родных ресторанное новогоднее меню.

Через двадцать минут заказ онлайн был сделан, и ещё через два часа семья Софьиных устроилась отдохнуть в своей гостинице. С восьми до десяти вечера нужно покемарить. В одиннадцать – начало Праздника!

… Ох уже эти русские! Да ещё на фоне европейской умеренности и сдержанности! Шум-гам-тарарам! Тосты и пожелания! Подарки! Более всех отличилась Наталья Кирилловна. Она притащила на башню большой баул.

– Что? Надеешься своих Делонов-Бельмондо встретить и одарить? – подтрунивал муж.

Нет, она несла подарок внучке! И какой!

– Славная наша девочка! Оленька! На новогоднем «капустнике» в прошлом году в твоей «Щуке» одна девочка была в гусарском мундире из спектакля «Давным-давно» – костюм-форма Шурочки Азаровой… Да-да,… тебе очень хотелось тоже… Я… мы поздравляем тебя с Новым годом и дарим…

Она начала доставать из баула предметы.

– Это ментик – гусары в зимнее время надевали поверх доломана…

– А в летнее носили наброшенным на левое плечо. – Дед тоже показал своё участие и осведомленность. А как же!

– Вот и доломан – мундир со стоячим воротником, расшитый шнурами. Ментик выбрала синий, доломан – белый… Это кивер, чёрный с султаном… Это чикчиры – облегающие гусарские штаны; выбрала красные… все с золотой вышивкой… Сапожки…

– Бабуля! Ты – прелесть! И все – чудо! Огромное спасибо! – Внучка чуть не задушила еле устоявшую на ногах бабулю в объятиях. Потом по очереди и остальных. Я быстро! Ой! Переоденусь! – пулей выбежала девушка.

Когда Оленька вновь вошла в зал – смеющаяся, необыкновенно красивая от костюма и переполнявших её радости и счастья, – не только родные, но и некоторые мужчины за соседними столиками встали! Все были заражены ею, её праздником! Сообщающиеся сосуды! Дарить-получать! Вот оно – лицо Праздничного Единения! Казалось, что сама Эйфелева башня, вся сверкающая, как бенгальский огонь, вспыхнула ещё ярче!

Опять тосты, подарки…

В какой-то момент Матвей Корнеевич куда-то исчез на пять минут, а вернувшись, поднял очередной тост: