Он притормозил, и Раймонда, похоже, расслабилась. Она попудрилась, повернулась, чтобы улыбнуться Реми. Он понял, что всю дорогу она боялась. У нее были мутные глаза, как после наркотика. Наверное, она не любила скорость. Реми разглядывал ее профиль, немного тяжелый подбородок. Она слишком много ест. Но, перехватив взгляд Клементины, он отвернулся и увидел лес, окружающий Мен-Ален. Машина ехала вдоль парковой стены, Реми помнил, что сверху она утыкана осколками стекла. Вобере хорошо себя чувствовали только за решетками, стенами, замками. Может быть, хотели скрыть от всех недуг Реми? Но ведь и так Мен-Ален, расположенный в глубине огромного парка, находился не меньше чем в километре от ближайших домов. И в деревне все были в курсе, что Реми… А ведь это будет интересно — пройтись до деревни. Все будут кричать о чуде!.. Клементина порылась в корзине, выполнявшей также роль ридикюля, извлекла огромный ключ. Машина остановилась перед великолепными решетчатыми воротами. Впереди протянулась очень длинная, темная аллея, сквозь деревья тонкими лучиками пробивалось солнце. В конце аллеи виднелся серый фасад дома.
— Дай, — сказал Реми.
Он хотел открыть сам. Петли проржавели. Он тщетно толкал ворота изо всех сил. Из машины вышел дядя.
— Оставь, воробышек.
Ему ворота поддались, и он нетерпеливо снова сел за руль.
— Я пойду пешком, — сказал Реми.
Он последовал за машиной, с наслаждением шагая по придорожной траве. Как же хорошо! И ведь впервые!.. Он покусывал сорванный цветок — маленький желтый цветок, названия которого он не знал. Ему также не были известны и названия деревьев, он с трудом узнавал птиц. С двух сторон простирались рощицы, и Реми чувствовал жизнь трав, листьев, мельчайших насекомых. Он и сам был чем-то вроде дикорастущего растения, пронизанного странным магнетизмом. Может, от этого отказаться и стать обыкновенным, похожим на других человеком, твердолобым, с бесчувственными руками? Он задумчиво посмотрел на свои длинные, гибкие пальцы — в грозу будто невидимыми иглами их пронизывали тысячи уколов. У Мамули были такие же пальцы… Он вздохнул и вспомнил, что хотел осмотреть дом. Дядя бился с разбухшей дверью. Он вошел первым, за ним Раймонда. Клементина, стоя у крыльца, помахала Реми, затем тоже исчезла, и вскоре высокие ставни первого этажа, распахиваясь, застучали о стену. Какие воспоминания остались у Реми об этом доме? Воспоминания об опавших листьях, о трескотне сорок, так как его кресло ставили в тени деревьев, и он спал, запрокинув голову, до тех пор, пока косые лучи солнца, просачиваясь сквозь ветви деревьев, не падали ему на лицо. Так проходили однообразные дни. По утрам он играл в постели. Было стыдно за все это даром пропавшее время. После обеда он дремал, и Клементина, вязавшая рядом, платком отгоняла от него мух и пчел. Вечером в его комнате зажигали камин — в доме бывало сыро; Раймонда приносила карты. «Я был мертв», — думал Реми.
Он поднялся по замшелым ступеням крыльца, вошел в холл. Он узнал оленьи рога на стенах, плиточный, в шашечку, пол, огромную в два пролета лестницу с каменными перилами, нависающую площадку второго этажа, но особенно запах — запах подвала, отсыревшего дерева и гниющих фруктов. Совсем рядом слышались шаги дяди и голос Раймонды.
— Ой, стол весь заплесневел… А ковры… посмотрите-ка!
Неслышно он пересек холл, начал подниматься по лестнице. Перила были ледяными; в пыли отпечатывались его подошвы. Наверху еще царил густой полумрак, и он ощутил непонятное волнение, любопытство и беспомощность. На втором этаже он остановился. Перед ним были двери трех комнат. Первая — его. Следующая принадлежала отцу, затем — комната Мамули. С другой стороны площадки находились комнаты дяди, Раймонды, комната для гостей, вечно пустовавшая. У Вобере не было друзей. Он подошел к балюстраде над холлом. Под ним прошла Клементина. Она направилась к пролету, дважды позвала: «Реми… Реми…» Он смотрел, как слабо мерцали плитки, словно вода в колодце. Слегка наклонясь, увидел свое отражение. Почти торжественная тишина давила. Он испуганно попятился. Эта пустота, разверзшаяся под ним! Ему показалось, что он уже переживал подобный момент… Он был в этом уверен… Он прислушался — что-то стучало во мраке, словно маятник часов… Да… нет. Наверное, ему почудилось, и, кстати, ход часов не тревожил давящую тишину дома. Нужно все пооткрывать, впустить свежий воздух, свет, прогнать одиночество, тишину. Реми ринулся в свою комнату, распахнул ставни. Внизу он увидел Клементину, та подняла голову, помахала своей сухонькой ручкой.
— Ты меня напугал… Спускайся скорее… комнатами я займусь позже.
Уф! Все в порядке. Реми оглядел свою спальню. Как мог он довольствоваться этой комнатушкой с покоробившимися коврами, маленькой, узкой кроваткой под красным покрывалом? Зеркало было занавешено. У окна на потолке выделялось широкое желтое пятно. Воздух был холодным и липким. Впервые Реми подумал, что когда-нибудь сможет продать это владение. Он глубже вздохнул, закурил сигарету и вышел. Было слышно, как внизу чертыхался дядя.