– Non nobis Domine, non nobis, sed nomini tuo da gloriam! – Прокричали они. – Не нам, Господи, не нам, но имени Твоему дай славу!
Сражение возобновилось с новой силой. Крепость казалась неприступной, но осаждающих было слишком много, а осажденных – очень мало. Рыцари Ордена храмовников и их оруженосцы едва успевали отталкивать шестами и пиками длинные лестницы, по которым взбирались на стены замка вражеские воины, лить кипящую смолу из огромных чанов на тех, кто пытался выломать ворота крепости, стрелять из луков и арбалетов, поражая военачальников объединенной армии арагонского и французского королей. Защитники замка изнемогали, теряя силы и надежду. Но их предводитель, владелец замка, укреплял их дух своим личным примером, не позволяя отчаиваться и сдаться. Рыцарь неожиданно появлялся в самых опасных местах, когда ситуация казалась уже безнадежной. И враги, дрогнув, бежали, а кто не успевал бежать, был изрублен в куски или поднят на копье. Словно некий злой беспощадный дух носился над полем боя, непобедимый и неуязвимый.
И когда вечерние сумерки упали на землю, дрогнули осаждавшие. Победа, которую, казалось, они уже почти одержали, ускользнула из их усталых рук, которые уже были не в силах поднять меч, боевой топор или копье. Ноги простых воинов и копыта лошадей рыцарей скользили в крови, пропитавшей землю вокруг замка. Многие падали и с трудом могли подняться.
Арагонцы и французы отошли от стен замка и разбили лагерь неподалеку. Беззвездную ночь осветило пламя костров. Никто не смеялся, редко кто разговаривал. Уныние владело всеми. Даже рыцари уже не вспоминали, как некогда французский король Карл Лысый в знак восхищения мужеством раненого герцога Готфрида Арагонского обмакнул пальцы в кровь рыцаря и по золотому полю его щита провёл четыре красных полосы. И тем более не бахвалились, как это было еще этим утром, что покроют себя на поле брани еще большей славой и заслужат еще большие почести.
А в полночь как будто разверзлись хляби небесные, и пошел проливной дождь, который погасил все костры, не позволяя воинам ни обогреться, ни приготовить на огне пищу, ни выспаться накануне нового сражения. Ветер выл, как стая озлобленных волков, вселяя ужас в сердца. Кромешная тьма окутала землю.
– Бог против нас, – испуганно шептались простые воины, не решаясь произнести эти слова громко. Но постепенно их ропот становился все явственнее, слышнее, и достиг ушей рыцарей, а затем тех, кто командовал армией.
Наутро восходящее солнце осветило брошенный лагерь. Армия ушла от стен крепости перед рассветом, оставив после себя только погасшие пепелища и могилы, в которых были наспех зарыты тела тех, кто погиб, пытаясь взять приступом замок, или умер этой ночью от ран.
Но их бегство не осталось незамеченным. Рыцарь – владелец замка, стоя на площадке самой высокой башни, провожал их презрительной улыбкой, освещавшей мрачное лицо с крупным костлявым носом, делающим его похожим на большую хищную птицу…
Ульяна почувствовала, как что-то гадкое и липкое прикоснулось к ее плечу, и, вздрогнув от отвращения, проснулась. Над ней склонился, окутав ее ароматом дорогого одеколона, Генрих Вассерман. Радостно улыбаясь, он сказал:
– Вот мы и долетели. Леон!
Ульяна брезгливым движением сбросила его руку со своего плеча и посмотрела в иллюминатор, но не увидела ничего, кроме забетонированной посадочной полосы, по которой медленно катился самолет.
Генрих Вассерман, не обидевшись и словно даже не заметив отвращения Ульяны, продолжал бубнить над ее ухом.
– Кстати, название города произошло от латинского legio, что означает «легион». Когда-то здесь был разбит лагерь солдат римского VI Победоносного легиона. В то время Леон считался крупным центром торговли золотом, которое добывалось неподалёку от города. Но увы! Те времена уже в далеком прошлом. Местным жителям вместо золота достались только древние постройки. Впрочем, за неимением других развлечений, могу порекомендовать посетить при случае романскую базилику Сан-Исидро или католический кафедральный собор. Готический стиль, знаете ли, впечатляет и в наши дни! Но что забавно – ранее, во втором веке, на этом месте были расположены римские термы. Собор вместо общественной бани – какая ирония, вы не находите? О чем только думали святые отцы!
Болтавший без умолку Генрих Вассерман порядком надоел Ульяне, но она не знала, как заставить его замолчать. Поэтому, с удовольствием замечая, как скользкая улыбка медленно сползает с его лица, она сказала:
– А я хотела бы зайти в собор сейчас. Помолиться за Милу. В Москве вы мне не дали такой возможности. Вы не будете возражать?
Генрих Вассерман поморщился, но не рискнул спорить, чувствуя, что переубедить Ульяну ему не удастся, и все может закончиться ссорой. И после того, как они покинули здание аэропорта и арендовали двухместный спортивный IFR Aspid в местной компании по прокату автомобилей, он подвез ее к кафедральному собору. Но сам заходить внутрь не стал, объяснив свое нежелание головной болью.