Замок тамплиеров

– Подвержен мигреням, знаете ли, – сказал он. – А в соборе такое эхо! Моей бедной голове оно противопоказано. Как-нибудь в другой раз.

Ульяна была рада избавиться от него хотя бы ненадолго, поэтому не настаивала. Снаружи старинный, уходящий остроконечнымм шпилями в небо, собор по странной, на взгляд Ульяны, прихоти архитектора был украшен многочисленными каменными горгульями, грифонами и химерами. Они скалили клыки и, казалось, злобно косились на всех, кто входил в собор. Ульяне почудилось, что чудовища, медленно поворачивая головы, проводили ее настороженными взглядами, и она долго еще испытывала неприятное ощущение.

В соборе было сумрачно, несмотря на огромные витражи. Цветные панно затемняли солнечные лучи, проникавшие внутрь. Шаги гулко отдавались под высокими сводами. Ульяна присела на деревянную скамью у мраморной колонны и замерла, с запоздалым сожалением подумав о том, что не знает полностью ни одной заупокойной молитвы. В ее голове мелькали только обрывки фраз: «В сокрушении и умилении сердца моего молюся Тебе..», «Упокой, Господи, душу усопшия рабы Твоея…», но все это было не то, слишком архаично и как-то даже нелепо, когда речь шла о Миле, всегда такой веселой, взбалмошной и жизнерадостной.

Ульяна поймала себя на том, что продолжает думать о Миле как о живой. Не увидев ее могилы, Ульяна в глубине души все еще не могла смириться с мыслью, что Мила умерла.

Этому было объяснение. Раньше смерть для Ульяны, молодой и здоровой, была отвлеченным понятием, она редко о ней задумывалась, и старалась подобные мысли, когда они приходили, гнать прочь. Смерть в ее сознании ассоциировалсь со старостью. Ее отец и мать были уже достаточно пожилыми людьми, когда умерли, а сама она – еще очень юной. Она знала, что умрет, как ее родители, и это неизбежно. Но также Ульяна была уверена, что это произойдет не раньше, чем она станет старой и дряхлой. А тогда и умирать будет не страшно, считала она, в действительности, быть может, даже не веря, что такое может случиться. Она не представляла себя старухой.

Но внезапная смерть Милы многое изменила. Даже потеря Ксиу была для Ульяны не так тяжела. Когда она думала о Ксиу, боль утраты смягчалась надеждой, что он, вопреки ее предчувствию, жив, и они когда-нибудь встретятся. После известия о трагической гибели подруги, которая была ей как сестра, Ульяна впервые по-настоящему осознала, что она сама смертна. И может умереть даже молодой, не успев состариться. Этому осознанию немало способствовали события последних недель.

Все это время исстрадавшаяся душа Ульяны искала не только покоя, но и собеседника, с которым она могла бы поговорить, что называется, по душам, и которого она не находила среди окружающих ее людей.

В детстве родители Ульяну не крестили, посчитав, что она должна сама принять осознанное решение, повзрослев. Но чтобы принять такое решение, надо было задуматься о жизни после смерти, осмыслить саму возможность постземного существования. А на это у нее не было ни времени, ни желания. По здравому размышлению Ульяна признавала, что она была типичным продуктом современного общества – с размытыми идеалами, нестрогой моралью, неопределенными убеждениями и верованиями. Это был груз, с которым было очень трудно не то что войти в царство божие, но даже помыслить о нем на досуге. И она, идя по легкому пути, просто не думала. И даже в церковь не ходила.

Неожиданно для себя оказавшись в католическом соборе, она внезапно подумала, что единственный, кому она могла бы сейчас открыть свою душу, был, как это ни парадоксально, тот, во имя которого этот собор и был построен. Незримый, безмолвный и давно умерший. Но были два обстоятельства, которые в эту минуту перевешивали для Ульяны все доводы против. Этот собеседник выслушает ее, хочет он этого или нет. И, если верить христианским догмам, не осудит.

И Ульяна мысленно обратилась к Иисусу Христу, в чьем доме она сейчас находилась. Ей это было легко, потому что Он смотрел на нее с огромного распятия, установленного в соборе. Его лицо было искажено мукой. Он сам страдал. Он должен был понять ее страдания.

Она начала рассказывать. О себе и Ксиу. О том, как они встретились. И как решили спасти человечество.

Но уже через несколько фраз она поняла, что это не то, что ей сейчас нужно, и что может принести ей утешение. Глаза Христа, полные великой любви к людям, призывали к смирению. Чтобы спасти человечество, Он смиренно пошел на Голгофу. А Ульяна пылала жаждой мести. Ее душа требовала возмездия. Это не имело ничего общего с христианской моралью всепрощения.

Она растерянно замолчала. Смотрела в лицо распятого Иисуса Христа. Оно по-прежнему было страдающим. Но Его глаза как будто изменились, в них словно появился немой вопрос. И они смотрели не на нее, а куда-то в сторону. Ульяна невольно проследила за направлением Его взгляда. И увидела, что Он смотрит на Деву Марию.

Могло показаться, что Иисус Христос не мог ей ничем помочь – ни утешением, ни советом. Он сам ждал ответа от своей матери, как ему поступить.