При жизни Дева Мария любила не все человечество, а своего сына. И ради него была, вероятно, готова на все, как любая мать. Она бы не смирилась, если бы от этого зависела Его жизнь. Поэтому сейчас она могла понять Ульяну лучше, чем ее божественный сын.
И ее глаза были также полны любви. Они словно призывали Ульяну к откровению, обещая понять и помочь.
И Ульяна обратилась к Деве Марии, как когда-то, еще в детстве, обращалась к своей родной матери, когда перед ней вставали неразрешимые, как ей казалось, задачи, и ей было больно и тяжко.
Она рассказала Деве Марии все – о себе, Ксиу, Миле. А затем, поощряемая ее взглядом, поведала самое сокровенное, о чем не говорила даже Миле и Ксиу.
Замолчав, она почувствовала огромное облегчение, словно сняла со своей души тяжкий камень. Даже страх, который жил в ней последние дни, покинул ее. Возможно, понимала Ульяна, ненадолго.
– Но сколько той жизни осталось, чтобы пренебрегать даже одним часом покоя?
Ульяна не заметила, что задала этот вопрос вслух. Ее слабый голос, усиленный эхом, поднялся ввысь и затерялся под сводами собора. Ответа не последовало, но ей и не требовалось. Она уже знала его. Она увидела его в обращенных на нее глазах Девы Марии.
Из собора Ульяна вышла глубоко религиозным человеком, но, быть может, не совсем в том понимании, которое вкладывает в это понятие церковь, претендущая на обладание всей полнотой истины. После разговора с Девой Марией она отвела ей место в своей душе. Сразу после Ксиу, Милы, матери и отца, самых дорогих ей людей на земле.
«Всех, или почти всех, если исключить Ксиу, ты уже потеряла, – с горечью подумала Ульяна, выходя из мрака собора на дневной свет. И взмолилась: – Пресвятая дева, будь милосердна, верни мне хотя бы Ксиу!»
Мысленно повторяя эту коротенькую молитву, она подошла к автомобилю. Генрих Вассерман посмотрел на нее тем же взглядом, что и каменные чудовища, облепившие фасад собора. Он словно прочитал мысли Ульяны. И они ему явно не понравились.
– Теперь мы можем ехать? – недовольным тоном спросил он.
– Теперь да, – ответила Ульяна. – Я готова.
Она не лукавила. Теперь она действительно была готова ко всему, даже к самому худшему, зная, что окажется сильнее и никакое испытание ее не сломит.
Глава 24
Уже через три секунды автомобиль мчался со скоростью сто километров в час, а Генрих Вассерман продолжал давить ногой на педаль газа. Легкий спорткар заносило на поворотах, от аварии его спасала только обладающая интеллектом бортовая электроника, исправляющая ошибки водителя.
В салоне вместо традиционных приборов были установлены сенсорные экраны, дающие всю необходимую информацию о работе систем и агрегатов. Но Генрих Вассерман ни разу не взглянул на них. Он как будто был раздосадован тем, что Ульяна, мрачно молчавшая всю дорогу, вышла из собора совсем иной, словно за недолгое время, проведенное в храме, ей открылась какая-то истина, позволившая ей взглянуть на мир другими глазами.
Впервые за все путешествие Генрих Вассерман не разговаривал с ней. Глядя на его хмурое, обращенное к ней в профиль, лицо Ульяна вдруг уловила его явное сходство с изображенной на логотипе автомобиля змеей. Не хватало только раздвоенного жала, выглядывающего из открытой пасти аспида. Она поняла, почему Генрих Вассерман в пункте проката выбрал именно IFR Aspid, возможно, даже подсознательно. Ульяна не удивилась бы, если бы он вдруг повернул к ней голову, и из его рта вместо слов раздалось змеиное шипение.
Но этого не случилось, может быть, потому, что Генрих Вассерман не проронил ни слова. И менее чем через час они увидели перед собой высокий, заросший густой зеленой травой холм, на вершине которого на фоне обложивших небо грозовых туч возвышался замок. Опоясанный замшелой каменной стеной, прорезанной множеством узких бойниц, он показался Ульяне чудовищем, притаившимся в ожидании своей жертвы. Глазки-бойницы смотрели на нее в упор, не мигая, как будто угрожая или желая заворожить. Она понимала, что это всего лишь наваждение, но ей вдруг захотелось попросить своего спутника повернуть автомобиль назад. Остановила ее только мысль, что Генрих Вассерман все равно бы ее не послушался.
Автомобиль проехал по подъемному мосту через глубокий и широкий ров. А затем через арку, соединявшую две большие зубчатые башни. Как только автомобиль миновал арку, сверху бесшумно опустилась массивная стальная решетка с мелкими ячейками, через которые не смог бы пробраться даже мелкий зверек. Словно захлопнулась дверца мышеловки, подумала Ульяна. Дорога назад была отрезана.
– Выходи, – почти приказал Генрих Вассерман, останавливая автомобиль. Его тон изменился, из любезно-угодливого стал повелительным, почти грубым. Ульяна молча повиновалась.
Они поднялись по лестнице и прошли по верхней галерее, украшенной прямоугольными зубцами. Генрих Вассерман открыл одну из дверей, и они вошли внутрь замка.
– Я не вижу ни одного человека, – нарушила молчание Ульяна.
– И не увидишь, – усмехнулся ее провожатый.
– Замок пуст? – удивилась она.
– Нет, – коротко ответил Генрих Вассерман.