Замок в воздухе (ЛП)

Хаким продолжал хмуриться и, выходя, бросил через плечо хмурый взгляд на Абдуллу. Он явно был недоволен и одновременно испытывал подозрения. Абдуллу это ничуть не волновало. Как только Хаким скрылся из виду, он радостно отдал Джамалу за охрану лавки в течение дня половину оставшихся у него денег. Взамен он вынужден был принять от всё более благодарного Джамала завтрак, состоящий из всех деликатесов его ларька. От волнения у Абдуллы пропал аппетит. Еды было так много, и, чтобы не обидеть Джамала, Абдулла потихоньку отдал большую часть псу. Делал он это осторожно, поскольку пес мог цапнуть за руку, так же как любил кусать прохожих. Однако пес, похоже, разделял благодарность хозяина. Он вежливо стучал хвостом, ел всё, что предлагал Абдулла, а потом попытался облизать ему лицо.

Абдулла уклонился от такого проявления вежливости. От дыхания пса разило старыми кальмарами. Он боязливо погладил его по шишковатой голове, поблагодарил Джамала и поспешил на Базар. Там он вложил оставшиеся средства в аренду ручной тележки. Тележку он аккуратно нагрузил своими лучшими и самыми необычными коврами: цветочным из Очинстана, ярким ковриком из Инхико, золотыми из Фарктана, с восхитительными узорами из сердца пустыни и комплектной парой из далекого Таяка, — и покатил их к крупным лавкам в центре Базара, где торговали самые богатые купцы. Несмотря на всё свое волнение, Абдулла оставался практичным. Отец Цветка-в-Ночи явно был очень богат. Только самый состоятельный человек мог позволить себе дать такое приданое за дочерью, чтобы выдать ее за принца. И потому Абдулла не сомневался, что они с Цветком-в-Ночи должны скрыться очень далеко, иначе ее отец обеспечит им немалые неприятности. Но также Абдулле было ясно, что Цветок-в-Ночи привыкла ко всему самому лучшему. Она не обрадуется лишениям. Так что Абдулле нужны были деньги. Он поклонился перед купцом в богатейшей из всех богатых лавок и, назвав его сокровищем среди торговцев и величественнейшим из купцов, предложил ему цветочный очинстанский ковер за поистине громадную сумму.

Купец был когда-то другом отца Абдуллы.

— И почему же, сын самого прославленного человека на Базаре, — спросил он, — ты желаешь расстаться с этой, судя по цене, жемчужиной своей коллекции?

— Я открываю новое направление в торговле, — сообщил ему Абдулла. — Как ты мог слышать, я покупал картины и другие произведения искусства. Чтобы освободить для них место, я вынужден избавиться от наименее ценного из моих ковров. И мне пришло в голову, что такой продавец божественных плетений, как ты, может рассмотреть возможность помочь сыну своего старого друга, забрав у меня эту убогую цветочную вещицу по выгодной цене.

— Содержимое твоей лавки в будущем должно быть поистине отборным, — сказал купец. — Позволь мне предложить половину того, что ты просишь.

— О проницательнейший из всех проницательных людей, — сказал Абдулла. — Даже дешевка стоит денег. Но для тебя я снижу цену на две медные монеты.

День был долгим и жарким. Но к вечеру Абдулла продал все лучшие ковры за почти вдвое большую цену, чем та, за которую он их купил. Он подсчитал, что теперь у него достаточно денег, чтобы содержать Цветок-в-Ночи в разумной роскоши около трех месяцев. После этого он надеялся, что либо подвернется что-то еще, либо ее деликатность примирит ее с бедностью. Абдулла сходил в баню. Потом к цирюльнику. Зашел к производителю ароматов и надушился благовонными маслами. Затем он вернулся в лавку и переоделся в свою лучшую одежду. В ней, как в большинстве одежды торговцев, имелись разнообразные хитрые вставки: кусочки вышивки или декоративных шнурков, которые были вовсе не декоративными, а ловко скрытыми мешочками для денег. Абдулла распределил по этим тайникам свежезаработанное золото, и на этом приготовления закончились. В старый магазин отца он пошел без особой охоты. Абдула примирился с необходимостью, сказав себе, что так убьет время до побега.

Чуднóе чувство возникло, когда он поднялся по пологим ступеням кедровой лестницы и вошел туда, где провел большую часть детства. Запах кедра, специй и ворсистый маслянистый запах ковров были такими знакомыми, что, закрыв глаза, он мог представить, будто ему снова десять лет, он играет за свернутым в рулон ковром, пока отец торгуется с покупателем. Но с открытыми глазами у Абдуллы таких иллюзий не возникало. Сестра первой жены его отца отличалась прискорбной любовью к ярко-фиолетовому. Стены, решетчатые ширмы, стулья для покупателей, стол кассира и даже касса — всё было выкрашено в любимый цвет Фатимы. Фатима вышла ему навстречу в платье того же цвета.

— Ух ты, Абдулла! Как ты быстро, и какой ты нарядный! — сказала она таким тоном, словно ожидала, что он появится поздно и в лохмотьях.

— Он выглядит почти, как если бы нарядился для свадьбы! — в свою очередь приблизился Ассиф с улыбкой на худом нервном лице.