Заморская Русь

Посыльные вскоре вернулись и сообщили: чугачи говорят, будто их на острове мало, а плывут они на Кадьяк по приглашению. Очень удивились, что в богатой Павловской крепости голод. Намекали, что в Константиновской тепло, но скоро станет жарко.

Передовщики, переговорив между собой, решили к острову не приставать, переночевать по-алеутски, связав между собой байдары в большой гибкий плот. До темноты партия выгребала в море с учетом, чтобы волной и ветром принесло ближе к Нучеку. Потом связали лодки, вставив между бортов надутые пузыри.

На Кузьму и Демьяна, когда на Руси режут кур, ожидая морозов, а по запечкам задабривают домовых, у берегов матерой Америки моросил дождь.

Черный холодный океан плескался за тонким кожаным бортом. Поблизости шалил кит, ударяя хвостом по воде, и был грохот, как от пушечной пальбы. На рассвете подрагивали от стужи и сырости даже привычные алеуты.

Чуть развиднелось, партия рассоединила байдары и налегла на весла.

Подходя к Константиновской крепости, все увидели за камнями скрывавшихся чугачей. Стрелки проверили ружья, алеуты у входа в бухту взяли их на буксир.

Выбрасывая снопы пламени и дыма, с берега затявкали мушкеты. Стрелки дали залп по камням и байдары проскочили опасное узкое место.

Над крепостью полоскал приспущенный флаг. На веревках, брошенных со стены, болтались восемь тел в чугацких парках. Пакетбот был вытащен на обсушку, над ним курился дымок — там ночевал караул. Увидев входящую партию, с борта спрыгнул длиннобородый Терентий Лукин: на животе, под кушаком — пистоль, на пояснице топор, нестриженые волосы рассыпались по плечам.

Лебедевцы выволокли на сушу байдары прибывшей партии и помогли выбраться из них стрелкам. Ноги у Прохора тряслись. Другие природные русские от долгого сидения тоже едва ходили. Их повели в к острожным воротам. Алеуты заковыляли сами, тяжелой походкой водяных людей.

В крепости был траур — погибло девять промышленных. Они были посланы готовить припас юколы и птицы. С чугачами был мир, но дикие подкрались ночью к стану и всех перебили.

В казарму вошел почерневший от бессонницы Петр Коломин. Застарелый рубец на щеке был уже неприметен среди новых морщин. Передовщик хмуро поздоровался со своим бывшим стрелком, помолчал, глядя в сторону.

— Сегодня хоронить будем. Сходил бы попрощался, что ли?.. Если кто и обижал, не поминай зла.

— Я и живым не помню! — покашливая, просипел Прохор и заковылял в пакгауз. Там в еловых колодах и гробах из досок, ровным рядом лежали тела знакомых ему стрелков, обмытые и прибранные. По индейскому обычаю волосы с их голов были ошкурены. Раны перед погребением прикрыли платками. Сквозь них проступила черная кровь. У тотемского купца Федора Никулинского — отрублены руки, тело передовщика Сомойлова и вовсе без головы. Чугачам назначили время до полудня найти и принести ее, иначе тела повешенных заложников обещали вернуть безголовыми.

Через день после прибытия партии в Константиновскую крепость в бухту вошла галера «Святая Ольга». Баранов с воды закричал встречавшим лебедевцам, не пришли ли его люди. Услышав ответ, перекрестился на восток.

Галера пришвартовалась. Баранов в перепоясанной кушаком короткой парке, в бобровой шапке и высоких броднях сошел на берег:

— Думаю, отчего чугачи, как завидят мое корыто — так гребут к берегу, будто там фляга водки? — здоровался со своими и лебедевскими промышленными. — А тут вон что?! — Кивнул на стену с болтавшимися телами.

— Ты, как всегда, вовремя! — обнял его Петр Коломин. — Надо диких пугнуть по всей губе, а я, по малолюдству, крепость боюсь оставить.

Гришкины дружки ушли в Никольский редут.

— Слышал ли, какая у меня беда? — спросил Баранов, хитро поглядывая на нового управляющего. — Без мореходов остался. Прибылов — хворый, Измайлов с Бочаровым ушли оба. Сто раз пожалел, что Гришку Коновалова у себя не оставил.

— У тебя же был служилый немец? — неприязненно засопел Петр, отворачиваясь при упоминании о Коновалове.

— Шильц? Он и сейчас на верфи. Хороший штурман, да что ж его в наши дела путать, он за жалование служит… Медведников вызвался вести его пакетбот и пропал — вот беда-то?! — вздохнул Баранов.

— Этот выкрутится! — тряхнул чубатой головой Коломин.

Медведников с малаховскими стрелками на борту привел пакетбот к Нучеку на другой день. Был бы раньше, но возле острова Сукли в сумерках судно наткнулось на кита. Течи не было, но испревшая пенька на тросах, крепивших мачту, полопалась.

На Казанскую Божью Матерь здесь, на Нучеке, как смогли, отслужили молебен. Помолившись, оставили в крепости надежную охрану. Три судна, до полусотни байдар и байдарок двинулись на хмурый север губы, вдоль черных скал и ледников, нависших над водой. Завидев караван, чугачи бросали жилье и уходили в горы, где их не найти. Но зимовать во льдах им не хотелось и тойоны мятежных селений стали выходить на переговоры, выдавать новых заложников. Обаманатив самые враждебные селения, пакетботы и галера ушли на юг.