Заморская Русь

— Всю жизнь неразлучны были Кочесовы, — прошептал Баранов с хриплым комом в горле, — а напоследок разъехались… Сон мне был. Молодых видел, красивых, ругал, что нашли богатый остров, а мне не сказали. Вон к чему все…

— Девка колошская, что у Кузьмичева прислугой была, выждала, когда в крепости будет мало народа, и донесла своим. Их набежало, диких и крещеных, до полутора сотен, все с ружьями. Захара Лебедева сразу застрелили, Плотников успел убежать в лес. Кто рядом с казармой был — заперлись.

Колоши подступили, стали рубить дверь и ставни, во все щели стреляли.

Медведников спустился вниз, его тут же ранили, он уполз наверх. Те, что были на втором этаже, закрылись, стреляли через бойницы. Колоши дверь в казарме выломали. Кинулись внутрь. Раненый Темакаев из пушки пальнул картечью в упор, промышленные выбили их из сеней, но колоши подожгли казарму с трех сторон. Наши, что были внизу, стали наверх стучать, чтобы впустили. Им не открывали. Шанин прорубил дыру в потолке, оттуда брызнул огонь.

Медведников, должно быть, уже сгорел.

Плотников из лесу видел, что Наквасин прыгнул с верхних перил, побежал, но споткнулся. Его догнали четверо, подняли на копьях, приволокли к казарме и отрубили голову. Потом Кабанов прыгнул — его закололи. Другие промышленные как только выскакивали из огня — их тут же убивали, — перекрестился Кусков. — Говорят, вокруг казармы лежало много тел да опознать их было трудно. Только Кабанов цел, остальные обезглавлены и обожжены. Утром еще коровы ревели, копья по земле волочили. Грабители для забавы втыкали их в скотину.

Тараканов говорит, услышал стрельбу, кинулся к байдаре, из-за острова выскочили колошские баты, давай палить из ружей так, что головы не поднять.

Изохтина и Кузьмичева застрелили на месте. Кадьяков и алеутов били в упор.

А его приняли за англичанина — выбрит и в камзоле. Побили, одежду содрали.

Из-за черного матроса передрались между собой. Тимофея бросили в лодку и увезли в жило, даже не связали. Смеялись: «косяки» — плохие, другие белые и вовсе дерьмо. Должно быть, надеялись за него выкуп взять.

Где остальные — одному Богу известно. Наверное, есть живые в плену, по лесам прячутся…

— Погибли Кочесовы, — опять пробормотал правитель. — И Медведников погиб…

Кусков помолчал, теребя шапку, так как правитель молчал, осторожно продолжил:

— Плотников три дня в лесу скрывался, кадьячку с детьми нашел. Потом услышал пушку. Думал «Екатерина» подошла. Выскочил на кекур, стал кричать. На рейде против кекура стоял «Юникорн». С его борта спустили елбот, Плотникова со скалы сняли и кадьячку с детьми подобрали. На другом берегу залива нашли Батурина с алеутами. К вечеру Барабер сам высадился в Михайловском, всех погибших похоронили.

Через три дня к фрегату подошли колоши на батах: тойон Михаил с племянником Котлеяном, с ними девка кузьмичевская. Спрашивали, есть ли на борту «косяки». Если есть, то торговать не будут. Барабер заверил их, что наших людей нет, как-то сумел заманить на корабль и заковал в железо, требуя привезти всех пленных. Грозил ситхинцам повесить тойона с племянником и девкой. Несколько раз надевал им на шеи петли, угрожал увезти на Кадьяк. Тут подошли еще два аглицких судна, дали залп по колошским лодкам, уцелевших взяли в плен.

Ситхинцы привезли им Тараканова, четырех девок и несколько мешков с бобрами. Барабер выпустил кузьмичевскую девку. Потом перегрузил в трюм несколько лодок с мехами и отпустил Котлеяна. А когда колоши сказали, что больше у них нет ни пленных, ни мехов, тойона Михайлу повесил у всех на виду. Не сторговался!

— Ловок! — пробормотал Баранов.

Кусков снова замолчал, теребя шапку. Молчал и правитель.

— Что делать будем, Александр Андреевич? Барабер ждет выкуп и наши у него томятся. Пятьдесят тысяч пиастров требует. Деньги большие. Корабль с грузом купить можно.

Веки управляющего поднялись, усы поползли вверх, сам он стал выпрямляться, в глазах блеснул свет.

— Хрен ему на рыло! — сказал оживающим голосом. — У нас в казеннике одних бобров было тысяч на сто ассигнациями…

— Так что сказать?

Баранов осторожно, как запеленатого младенца, опустил на пол больную ногу.

— Всех, кто в силах, — на стены и на батарею. В старую галеру погрузить несколько бочек смолья и жира, удальцов на весла. Гранаты у нас были, прошлый год покупали?

— Они к пушкам не подходят по калибру! — Пожал плечами Кусков.

— Придумай, как с батареи бросить их на палубу. Всех кадьякских и алеутских лучников — на стену. К стрелам привязать огниво. Всех офицеров и чиновных — ко мне, чтобы были при мундирах и шпагах, всем своим видом оказывали мне почтение. Кто вздумает бунтовать — своей рукой расстреляю.

Мне уже бояться нечего, я свое прожил…

Пятьдесят тысяч, хе-хе! Да за такие деньги самого Барабера купить можно…

С фрегата заметили военные приготовления, сыграли боевую тревогу.