Заморская Русь

Канонирские люки распахнулись, обнажив жерла пушек. Но открылись ворота крепости, две девки расстелили на причале ковер, четыре дюжих молодца вынесли кресло с восседавшим на нем правителем. Вышли офицеры при шпагах в парадных мундирах, стали за спиной Баранова. На фрегат дали знать, что губернатор острова и правитель Российских владений в Америке желает говорить с капитаном.

Покачивались мачты корабля, то в одну, то в другую сторону, клонясь в чинной польской мазурке, плясал на рее голый труп тойона Михайлы. От фрегата отошла шлюпка с полутора десятками вооруженных матросов.

Капитан Барабер со свитой шел для торга.

Обменявшись поклонами, извинившись за недуг и немощь, Баранов приветствовал старого друга, вспоминал прежние встречи и не давал гостю рта раскрыть. Тот посматривал по сторонам, сверлил взглядом непроницаемые лица офицеров и свиты.

— Не лучшие времена на Кадьяке, не так ли, господин Баранов? — улучив паузу, нетерпеливо спросил капитан «Юникорна».

— Должен признаться, мистер Барабер, не лучшие! — пожаловался правитель. — Одних бобров тысяч на сто разграблено, не говоря об остальном…

А тут еще здоровье подкачало. Стар стал, ленив, жаден…

— Мы с вами люди деловые, господин Баранов. Знаем, что почем. Ради спасения ваших людей я потерял своих постоянных клиентов, отклонился от курса. Двадцать семь человек одел и кормил… А возвращаться придется с товаром в трюмах.

— Одних только бобров в Михайловском было на сто тысяч, эх-эх! Должно быть, все у вас в трюмах. И даже больше. А вы за прокорм моих людей торгуетесь… Достойно ли это христианина? Я вот при своей скупости и не намекнул, чтобы вы возместили украденное… Берите, с Богом! Но еще и пятьдесят тысяч пиастров — это много.

Барабер непринужденно рассмеялся:

— Если вы дарите мне прежние свои меха, то я могу вам подарить ваш остров…

— Мистер Барабер! Ведь мы не только торговые люди, но еще и законопослушные граждане своих империй. За все свои деяния мы с вами несем ответ не только перед Богом, но и перед державным судом своего правительства. Я не имею права не вознаградить ваш благородный поступок и предлагаю десять тысяч пиастров, ради того, чтобы не запятнать чести Российского флага — Государь и Компания под Его Высочайшим Монаршим покровительством, заботятся о своих служащих. Но если я заплачу копейкой более, мне поставят в вину, что был напуган вашими пушками. Этого мне не простят ни Господь, ни Всемилостивейший Император.

Каждый раз, когда Баранов произносил Высочайшее Имя, офицеры и чиновные снимали шляпы, вооруженные головорезы набожно закатывали глаза и крестились.

— Вы можете оправдаться тем, что фрегат угрожал сорока пушками против ваших десяти-пятнадцати и мог в полчаса разнести крепость в щепки, а следовательно, забрать все, что есть.

— А мне скажут, где была наша природная храбрость? — усмехаясь в усы, отвечал Баранов. — Где были многоумство и честь? — правитель дал знак и со стены полетела горящая стрела, брызнув искрами, воткнулась в палубу фрегата. Ее тут же потушили.

— Имея возможность метать до двухсот таких стрел в минуту, я испугался сорока пушек? Да вам ведь и стрелять будет некогда — придется тушить мои стрелы… А там галера стоит, — указал пальцем в сторону. — В носу несколько бочек сивучьего жира и жаровня пылает. На веслах сидят отчаянные удальцы, которые протаранят борт и подожгут фрегат. Наконец, на скале — батарея. Она не даст вам выйти из бухты. Как же я при таком явном преимуществе оправдаюсь перед судом Божьим, хе-хе, и перед судом гражданским?

Десять тысяч, господин Барабер, и ни копейкой более. Меха буду отбирать я сам по прошлогодним ценам. Шутить изволите: за пятьдесят тысяч пиастров можно купить ваш корабль и повесить половину команды, не то, что несчастного колоша или индейца, как вы их называете.

Деловые люди сторговались к общей выгоде. Фрегат набил трюма мехами и ушел, оставив вызволенных с Ситхи людей и часть товара, предназначенного для мены. Барабер с лихвой окупил предполагаемые недоприбыли торга мукой на Кадьяке и оружием в Якутатском заливе. Но на Сандвичевых островах он узнал, что Россия и Англия находятся в состоянии войны и пожалел, что не разграбил Кадьяк дочиста, тем более, что поблизости от него находились еще два английских корабля.

В крепости служили молебен по невинно убиенных. Друзья и спасенные вспоминали павших, но, кроме как травяным отваром помянуть их было нечем.

Среди товара, выменянного у Барабера, хлеба не было.

Со смотровой башни дали сигнал. В бухту шли большие байдары.

Население крепости высыпало на берег, опасаясь, не разорен ли Якутат?

Но байдары шли с Уналашки под началом новоприсланного штурмана Бубнова. Возле Капитанской бухты он разбил бриг «Святой Дмитрий» с транспортом. Груз и люди были спасены, а судно ремонтировалось. Баранов на костылях приковылял к причалу.

— Слава тебе, Господи! Спасены!

Загудели колокола в церкви, на причале служили благодарственный молебен. Компания знала о бедственном положении в колониях и готовила большой транспорт. В крепости запахло хлебом и отъедались им несколько дней сряду.