Заморская Русь

Молодой индеец больно наступил пяткой на пальцы Васьки, когда тот обшаривал обувь. Тоболяк не дрогнул, не вскрикнул, будто невзначай, ткнул посла локтем в печень. Тот выпучил глаза, но не согнулся.

Ветер с моря пронизывал до костей. Нечувствительные к холоду индейцы были почти голыми. Глядя на них, продрогшим стрелкам становилось еще муторней. Тойон вошел в палатку передовщиков и сразу стал ругать партовщиков:

— Зверя повыбили… Мы, в своих угодьях, не можем добыть шкуры, чтобы купить необходимое. Месяц назад косяки обворовали наших покойников…

Кусков насторожился: прежде не придал сказанному значения, а тут подумал — вдруг ситхинские погорельцы пробираются к Якутату.

— Где это было? — спросил. И, выслушав, сказал: — Ни в этом году, ни в прошлом там не промышляли наши люди!

— В бобровых шапках были! — напирал тойон.

— Бостонцы тоже носят бобровые шапки!

— Все белые на одно лицо: что русичи, что бостонцы!

— Бостонцы приходят и уходят, а мы всегда здесь. Когда твое селение умирало от голода, ты просил помощи у нас!

Тойон пропустил сказанное мимо ушей, повел голыми плечами, давно, мол, это было, не стоит вспоминать. Но Кусков опять задел его за живое, Павел двинулся к выходу, бросив:

— Промышлять будем без Компании! — и, высунувшись из палатки на полтела, обернулся, ухмыляясь: — Тойон Николай говорит, что только он имеет право убить тебя?!

Ни одна жилка не дрогнула на лице Кускова.

— Правильно говорит! — согласился. — Жена Баранова — его родственница, он дядя детей правителя, наместника Русского царя. Николай — первый среди колошских тойонов.

Лицо вождя акойского селения перекосилось, будто его ударили кистенем.

Он побледнел, побагровел и выскочил за пределы лагеря.

Перед рассветом хлынул ливень. О том, чтобы сняться с места не могло быть и речи. Три украденных одеяла и байдара не были большой потерей для партии, опасно было оставить кражу ненаказанной. Но Кусков склонялся к тому, чтобы достойно не заметить ее. Отряд успел запастись дровами, накрыл их от дождя байдарами. На рассвете опять явился тойон Павел Родионов.

Дождь тек по его размалеванному лицу. Волосы вперемежку с перьями и горностаями липли к темени. Важно поглядывая на караул, он заявил, что мирные отношения с партией прерваны.

Сысой слышал, как Кусков пытался вразумить тойона, обещая ему медный котел, но приближенные Павла загоготали и стали удаляться. Провожал их новокрещенный чугач и вскоре вернулся с разбитым лицом, сказал, что украли еще одну байдару. Сысой скинул промасленный чехол с фузеи, поймал на мушку голову тойона — за ствол ухватился Кусков, хрипло прошипел:

— Не стрелять без моей команды!

— Всех убить! — скрипнул зубами побитый чугач, сплевывая кровью.

Сысой выдернул из рук передовщика ствол, но курок спустил и сунул ружье в чехол.

— Захотели — давно пугнули бы! — проворчал. — А то вон как распоясались.

— Успеем! — жестко бросил передовщик. — Чем позже начнем, тем лучше…

И для нас и для пленных.

Подошел краснорожий Труднов с фузеей, завернутой в камлею, сказал, матерясь:

— Еще двух байдарок нет! Что я говорил? На кекуре лагерь ставить надо!

— Кто ж мог знать, что задержимся, — проворчал Кусков. Ткнул пальцем в прорвавшееся небо: — Теперь пресной воды хватает! — и обернулся к Сысою. — Драться хотел? Подбери стрелков и закрепись на холме.

Во время отлива к высотке можно было подойти окружным путем по берегу или напрямик из лагеря, через падь, поросшую кустарником. Один рывок — и там! — решил Сысой, думал, что акойцы не успеют понять маневр. Но из зарослей выскочило полсотни воинов вооруженных ружьями и копьями.

Голый индеец спустил курок колесцовой пищали, брызнули искры, но выстрела не последовало. Небрежность к оружию дорого обошлась и другим, скрывавшимся в засаде: ухнула охотская самоковка, громыхнул мушкет, неуверенно были брошены копья. От них партовщики увернулись, стрела с костяным наконечником чиркнула по щеке неповоротливого алеута.

«Не поленились же с ночи сидеть под дождем, выжидая удобного для нападения случая?!» — удивился Сысой. С его стороны безотказно прогрохотали полтора десятка ружей. Засада бросилась врассыпную, оставив убитых и раненых. Тойон с Ледового пролива споткнулся о скользкий камень и ударился затылком.

Отряд перезарядил ружья, стал выбираться из оврага, по порядку стреляя с колен и выбираясь к высотке. Пороховой дым завис над кустарником.

Нападавшие не могли поднять голов. Сысой схватил вращавшего дурными глазами тойона за волосы. Тот пришел в себя, рванулся, но был сбит с ног и связан. Индеец завыл, подгоняемый пинками, полез на холм, но улучив момент, бросился со скалы вниз головой и разбился о камни.

Не успев отдышаться на высотке, стрелки отряда топорами и прикладами стал зарываться в камни, устраивая окоп. В это время лагерь Кускова сложил вещи в байдары и двинулся к черте прибоя. На него, как воронье на поживу, бросились индейцы из селения и из пади. Две большие акойские лодки гребли к «Ростиславу». Один только якутатский тойон Николай со своими воинами бездействовал в стороне.