Заморская Русь

Едва он успел сказать так, из юрт выскочили полуголые жители, с воплями подбежали к реке и стали швырять камни в пришельцев. Промышленные остановились, удивленные видом туземцев. Некоторые были в накидках, надевавшихся через голову, мужчины — стрижены в кружок, у женщин длинные волосы распущены по плечам.

— Может быть, это не колоши? — поежился Лукин, помахал рукой, крикнул, стараясь выговаривать, как недавние проводники: — Мы пришли выкупить белых женщин, украденных у нас. Мы хорошо заплатим.

Ответа не последовало, но вопли стихли, перестали лететь камни с другого берега. Знаками туземцы показали, чтобы промышленные не переходили ее.

Путники бросили к ногам заплечные мешки и сели, терпеливо ожидая, что будет. В селении к чему-то готовились. Женщины и дети таскали хворост в одно место на излучине реки. На военные приготовления это не походило.

Из юрты вынесли сухой пень наподобие кресла. Вскоре оттуда же с важным видом вышел туземец средних лет с костяной спицей в носу и длинной тощей бородой. Длинноволосый шаман, обвешанный костями, скальпами и пучками трав, с дымящей головешкой в руке побегал-попрыгал вокруг хвороста, разжег костры и стал знаками зазывать гостей.

— Скверны боятся! — сказал Лукин. — Зовут пройти через воду и огонь.

Кусков рассмотрев, что на тойоне надета ветхая накидка, натянул поверх чекменя голландскую кружевную рубаху. По знаку подняв свои мешки, промышленные перешли реку в указанном месте, где вода была выше колен.

Затем прошли между пылавших костров. Соблюдя туземное приличие и одарив стоявших рядом с тойоном людей, Лукин повторил:

— У нашего вождя украли жен и продали вашим людям. Мы пришли выкупить их за хорошую цену.

Тойон пошевелил костяной спицей в носу, взглянул на Кускова в белой кружевной рубахе и стал стаскивать с себя накидку. Оставшись в одном наборном поясе со старинным русским кортиком, протянул одежку передовщику. Тот принял ее и с готовностью стянул с себя рубаху. Тойон долго путался в рукавах и кружевах, прежде чем надел ее. По толпе прокатился восхищенный ропот. Лукин, глядя на тойона, тайком перекрестился: в белой рубахе тот походил на истлевшего мертвеца, вставшего из могилы. Кусков накинул дареную накидку поверх чекменя.

Подобревший тойон стал говорить, важно и медленно произнося незнакомые слова. Лукин, не оборачиваясь к Кускову, переводил короткими фразами:

— По описанию — наши бабы! Говорит, куплены дорого, в жертву прежнему умершему тойону, но сородич прельстился на них и выкупил в женки. Он промышляет в полудне пути отсюда. С ним надо говорить… А толпа, как понимаю, требует с нас табак…

Кусков полез в мешок, раздал стоявшим возле тойона и шамана по листочку табака.

— Спросил, откуда у тойона кортик?

Лукин с пониманием кивнул, полопотал еще и процедил сквозь зубы:

— Потом скажу!.. Нам дают кров и пищу, мы — гости селения.

В низкой палатке из шкур можно было положить на ночлег человек десять.

В ней на четвереньках ползала голая грудастая девка и раздувала огонь. Под пологом было жарко. Пришельцы скинули верхнюю одежду, разлеглись вокруг огонька в рубахах и сапогах. Дым плохо вытягивался через отдушину. Глаза гостей слезились, в горле першило. Туземная девка, игриво поглядывая на Сысоя, совала ему под нос то разрисованную до самого сосца грудь, то синее от флема плечо, то ягодицу. Он терпеливо отодвигал от лица женские прелести: был важный разговор.

— Шаман говорит, что кортик достался ему от великого предка, приплывшего из-за моря, говорит, что у прежнего тойона борода была чуть меньше, чем у меня. Узнав, что мы тоже из-за моря, он принял нас как своих родственников. Уж не чириковские ли пропавшие люди правят нам с того света? — Лукин помолчал, удивленно качая головой. — Некоторые слова у них схожи с нашими.

— Хочешь сказать, что это и есть Ирия? — криво улыбаясь, спросил Сысой и снова, как ветку от лица, отодвинул тугую грудь индейской девки.

Лукин ничего не ответил, даже не взглянул на него.

— Троим надо остаться, все равно тойон потребует аманат. Ты, — кивнул Кускову, — и Васька идите дальше и мне надо быть с вами.

— Я тоже! — сказал Сысой. — Как дружка брошу?

— Один Бог знает, кому будет хуже! — пробормотал Лукин, глядя в сторону.

Григорий Коновалов, сдвинув шапку на затылок, похлопал дикарку по ягодице, делая вид, что восхищен зигзагами, черточками и линиями татуировки на ее теле. Девка тут же забыла про Сысоя и стала вертеться перед ним.

— Что-то ты не договариваешь, Терентий Степанович? — пристально глядя на Лукина, сказал Кусков.

— Нечего говорить, — проворчал тот, — Но чую, уйти отсюда будет трудно.

Подкрепившись мясом, четверо собрались в путь при малых подарках.

Егоров, Коновалов и Баженов оставались в селении. Все присели у очага перед дорогой. В палатку просунулось косматое чудище. По туземному обычаю скинуло одежду у входа и оказалось широкой в плечах девкой с уродливо короткими ногами.

— Ну, вот, — вздохнул Лукин. — Похоже, тойон решил улучшить кровь сородичей, придется вам послужить вместо бугаев… Что-то еще будет?!