Заморская Русь

— Что мелешь-то? — замотал седой бородой. — Семя бросил в чужой стороне — породил сына-врага и отцеубийцу!

Прохор с Сысоем беззаботно рассмеялись. Василий опустил глаза и сжал зубы, заходили желваки под его бородой.

— Как сестрица? — спросил Прохор, еще не зная о новорожденном.

— Слава Богу! — коротко ответил Василий.

Чтобы сгладить невольную неловкость, Сысой стал рассказывать про Баженова, венчавшегося со своей «волчицей». С помощью монахов он уговорил жену выбросить деревянное корытце, которым индеанки безобразят лица. Губа у нее зарастает, сажей она не мажется, умывается, колошки чистоплотны, и кожа у нее стала белей, чем у иной русской бабы. Только платье и башмаки, как на корове седло и подковы…

— Уж лучше бы босой в одеяле ходила, только сиськи прятала, — посмеивался Сысой. — А так, жена послушная, работящая: ягод наберет, продаст, каждую копейку — в дом…

Кадьяки и алеуты получили в Якутате компанейские ружья. По приказу правителя галиоты отправились к Ситхе. Под их прикрытием, промышляя в пути, ушла сводная партия Демьяненкова и Кондакова. Куттер «Ростислав» под началом передовщика Урбанова, отправился в Хуцновский пролив. На его борту были седые барановские дружки, пришедшие с ним из Охотска четырнадцать лет назад, тоболяки, Сысой с Васькой. Тараканов с партией промышлял под их прикрытием. Баранов с Кусковым торопливо оснащали парусами и пушками новопостроенный пакетбот, который назвали «Ермаком».

Васька Васильев, в кожаной рубахе, с казацкой саблей на боку, поглядывал с куттера на берег и глаза его мерцали синью льда. На лице Урбанова индейской маской стыл мстительный оскал. Спасшиеся алеуты его партии были опоясаны саблями и терпеливо ждали мщения. Но байдары таракановских промышлявших двигались медленно, «Ростислав» то и дело бросал якорь, долго стоял у Ледового пролива и, наконец, при хорошей погоде вошел в Хуцновский. Жители селений, грабивших Михайловский форт, завидев куттер и байдары, побросали дома и убежали в лес. Не останавливаясь, не причиняя никому вреда, караван прошел мимо селений Какнаут, Каукотан, Акку, Таку, Цултана, Стахин. Возле селения Кек, где была перебита партия Урбанова, алеуты высадились, прокрались к жилью, зарубили и зарезали нескольких жителей, одного пленили. Остальным удалось скрыться.

Урбанов сошел на берег, взглянул на пленного. Алеуты готовили орудия пытки. Индеец смотрел на них с презрением и называл русскими рабами.

— Мы народ добрый! — зловеще усмехнулся Урбанов. — Не станем тебя мучить, как ты нас. — Надел на шею плененного петлю и, к неудовольствию алеутов, выбил чурбан из-под его ног.

— Сжечь все! — кивнул на селение.

Промышленные и алеуты с факелами пошли по домам. Не в пример эскимосским народам и кенайцам, жилье побережных индейцев было сделано с большой аккуратностью из расщепленных на доски деревьев. Над низким входом — резные тотемные знаки семьи: лапа Ворона, след Волка и Медведя.

Каждая доска была строганной, покрытой резьбой и краской. Вокруг жилья и внутри — чистота. Войдя в один из опрятных индейских танов, Сысой взял искусно сделанную маску, которую издали не пробивала пуля фузеи.

— Похоже, у них все мастера! — разглядывая, вертел ее в руках.

— Похоже! — хмуро буркнул Васька и ткнул факелом под сухую кровлю.

Партия ушла от берега, оставив за собой черную тучу дыма. Следующее селение тоже было выжжено дотла. «Ростислав» бросил якорь в Бобровой бухте, на том самом месте, где четыре года назад стоял «Северный Орел» со зловредным Гавриилом Талиным, уволенным со службы Компании. Сысой вспомнил своего недруга, баламутившего промышленных, чиновных и штурманов на Кадьяке, теперь тот мореход казался ему шкодливым юнцом в сравнении с нынешними кадьякскими горлохватами.

Через два дня в Бобровую бухту вошел «Ермак» с правителем на борту.

Промысловые партии растянулись по заливам на несколько дней пути, но Баранов решил не ждать, когда соберутся все его люди, наказал тойонам и передовщикам, где общий сбор и пошел в бухту Креста. «Ростислав» поднял якорь и двинулся следом за «Ермаком». Около пяти часов после полудня суда шли вдоль высоких берегов покрытых густым лесом к горе Эчком, возвышавшейся над другими хребтами и пиками. В Крестовой бухте на рейде стояла целая эскадра. Здесь были компанейские галиоты «Александр Невский» и «Святая Екатерина», особо стоял настоящий большой фрегат «Нева» под Российским флагом. У второго мыса от горы Эчком покачивалась на якоре знакомая бригантина с новым названием «Окейн» под звездным флагом Соединенных Штатов.

Пакетбот и куттер салютовали кораблям из фальконетов. С галиотов ответили холостыми выстрелами пушек, с фрегата пустили две ракеты, на мачте подняли сигнальные флаги, призывая «командора». Едва «Ермак» коснулся борта «Невы», рыжий капитан-лейтенант, не представившись, стал выговаривать Баранову, что ждет его здесь целый месяц при несносном климате и постоянных нападениях индейцев. Младшие офицеры и матросы с недовольным видом поглядывали на промышленных. Правитель поднялся на палубу фрегата один.