Заморская Русь

Тридцатилетний капитан-лейтенант Юрий Федорович Лисянский провел в кают-компанию долгожданного гостя, о котором был много наслышан. Гарсон принес коньяк, кофе, сигары. Правитель Русской Америки был молчалив, сдержан и учтив. Он был одет, как одевались дедушки нынешних офицеров, на его шее висела золотая медаль. Вид Баранова задобрил раздраженного командира корабля. Он закурил сигару, насмешливо поглядывая на допотопный напудренный парик, стал рассказывать, что по Высочайшему указу совершает кругосветное путешествие.

«Нева» пришла на Кадьяк через неделю после ухода оттуда правителя.

Корабль отремонтировался в Павловской бухте, заправился водой, 15 августа взял курс на Ситху, а 19 был здесь. Через неделю в бухту вошла бригантина «Окейн», две недели назад — «Александр» и «Екатерина». Штурман Петров подходил к фрегату на байдаре, передал, что ждет Баранова. В последний день августа капитан Окейн на баркасе ездил на берег за лесом и был атакован ситхинцами. Индейцы на лодках подошли к бригантине, стали стрелять из ружей, повредили баркас и катер, которые спускались на воду. Самому Окейну прострелили расшитый узорами ворот.

— Безобразие! — капитан-лейтенант изящно отхлебнул кофе из чашечки.

— Безобразие! — согласился правитель, залпом опрокинул в рот рюмку коньяка, раздумывая, — закусывают или не закусывают нынешние благородные.

— Ваша помощь очень кстати. Я хоть и собрал до двух тысяч человек, но природных русских и креолов, на которых можно положиться, наберется едва ли сотня. Чудо да и только, ваше появление здесь! У ситхинцев одних мужчин до тысячи… Крепость…

На другой день капитан-лейтенант провел смотр компанейского флота. По его мнению, по меньшей мере нескромно было называть морскими судами галиоты и пакетботы, всего лишь перевозные боты, вооруженные старинными фальконетами. На галиотах по две шестифунтовых и по две четырехфунтовых пушки, запас пороха мал, такелаж плох, к некоторым пушкам ядра не подходят по калибру. Лисянский приказал снять с «Невы» шесть пушек, чтобы вооружить ветхие компанейские суда, дал пороха и снарядов.

Растянувшиеся партии прибывали и прибывали в бухту по пять-шесть, а то и по две лодки. Партовщики устраивались на берегу: вбивали колья, ставили на бок байдару, укрывали вход лавтаками. Ситхинцы бросили селение и заперлись в крепости. Баранов и Лисянский подходили к ней на катере, разглядывали в подзорные трубы. С виду крепость была неказиста, построена неправильным квадратом, большей стороной к морю. В землю стоймя были врыты толстые, в обхват, бревна десяти футов высотой с наклоном наружу, сверху связаны другими бревнами и в два-три ряда обложены мачтовым лесом. Двое ворот выходили к лесу, одни — к морю.

— Среди американских народов ситхинцы, пожалуй, самые проворные и сметливые, — заметил Баранов, щелкнув подзорной трубой. — Когда мы строили Михайловский форт, вертелись поблизости, высматривали. Кое-чему научились. Нам бы с ними подружиться, да не выходит! 20 сентября правитель со своими вещами перешел на «Неву». Партовщики все прибывали и прибывали, на берегу появился палаточный город, шумный и недисциплинированный, как цыганский табор. Кто-то ловил рыбу, кто-то спал, кто-то готовил еду. Дымили костры. В одном месте плясали чугачи, в другом — алеуты, кадьяки, обособившись, колотили в жестяной котел и пели. По заливу шныряли байдарки с их гребцами и с высоко сидящими чугачами, которые подкладывали под себя деревянные латы. Здесь же носились узкие и юркие алеуты в длинных берестяных шляпах, украшенных бисером, клювами птиц и китовым усом. У многих были ружья. 21 сентября к Баранову на фрегат явился главный чугацкий тойон со свитой. Он держался с большой важностью, поскольку чугачи прибыли сюда не столько для промыслов, сколько для войны со своим исконным врагом — ситхинцами. Тойон был одет в красный суконный плащ, голова убрана пухом, его свита приплыла в деревянных доспехах с копьями и ружьями. Чугачи с полчаса колотили в жестяной котел и плясали на палубе для экипажа, кривляясь, кому как вздумается. После этого главный тойон сказал правителю, что пропали три его байдары с людьми. Стали выяснять, куда они могли деться и открылось, что не только чугачи, но и кадьяки ходят по ночам грабить ситхинское селение, нападают на их лодки.

— Вот ведь, народец, — скаредно ворчал правитель. — Ради грабежа жизни не пожалеют, сами на рожон лезут.