Заморская Русь

— Эти острова называются Ближними, далее — Крысьи, и все они Михайлой пройдены. После Андрияновские острова покажу. Был такой селенгинский купец Андриян Толстых… Слыхали?..

Сысой с Васькой закивали, глядя на Бочарова горящими глазами.

— Это хорошо… Почти тридцать лет прошло, как утонул возле Шипунского мыса. Царствие небесное… Двадцать лет искал неведомую землю к юговостоку от Камчатки. Жизнь на это положил.

Вскоре после Неводчикова, в паях с иркутским купцом Трапезниковым, построил он шитик «Иоанн Богослов» и ушел к островам, где командора с немцами хоронили, но ничего там не добыл, только перезимовал, а летом взял курс юго-восток. Сколько шел — не знаю. Говорили, кончились харч и вода, попали в шторма, ветрами были отнесены к северу и выброшены на острова, которые сейчас зовутся Андрияновскими. На одном из тех островов зимовали два казака, оставшиеся от вояжа архангельского мещанина Петра Башмачникова. С ними Андриян Толстых промышлял, добыл много мехов и к осени благополучно вернулся на Камчатку.

Везуч был в промыслах, но, едва богател, снаряжался к юго-востоку искать новую землю, на то весь капитал спускал и так двадцать лет сряду. В 1761-м году стал судовладельцем галиота «Андриян и Наталья», опять ходил к юговостоку, говорил, видел землю да подойти не смог. Вернулся с едва живым экипажем и разбил галиот у Камчатки… Видать, Господь предупреждал…

Бочаров замолчал, чутко прислушиваясь к волне. Сысой несколько раз, быстрей, чем показывали песочные часы, ударил в колокол:

— Дальше-то что, Митрий Иваныч? — …В 1765 году разбогатевшие купцы Лапин, Шилов, Орехов спустили на воду сразу два галиота, самых больших по тем временам: всего футов на десять короче беринговых. — Снова заговорил Бочаров, будто очнувшись от внимательной задумчивости. — Плотники и работные на верфи говорили, будто видели по ночам призраки. О том сказали купцам-пайщикам. Им бы молебен заказать, а они истолковали слухи, как знак — будто новым судам судьба — дойти до пределов, открытых Чириковым и Берингом, перенять их славу и сделать великие открытия. Не без тщеславного умысла освятили новые галиоты «Святым Петром» и «Святым Павлом». Не думали, что с названиями прежние судьбы перенимают. После уже стали говорить: остерегали, дескать, покойные командоры, являясь на верфи, да не были поняты.

«Святого Петра» отдали под начало Андрияну Толстых. Из старых промышленных с ним никто не хотел идти на юго-восток. Но Андриян на иконе божился, и некоторые спутники свидетельствовали, что видели в последнем вояже белые горы, долины и озера, но нахлынул плотный туман и скрыл от глаз землю, а потом, при больной команде с малым запасом воды, поискали день-другой и повернули на север. И еще говорили, будто, когда Андриян принял «Святого Петра», то зарекся не возвращаться, пока не ступит на ту самую обманную землю, которая когда-то была обозначена на всех картах в четырнадцати градусах и четырнадцати минутах к востоку от Петропавловской бухты.

Сами же купцы-судовладельцы, промышленные и казенный подштурман Афанасий Очередин на «Святом Павле» целый месяц болтались между Охотским и Большерецким острогами, пока не выпили всю, отправленную с ними казенную водку, на опохмелку вытрясли спирт из судового компаса.

Комендант в Большерецке хотел посадить их в тюрьму, но не имел съестного припаса на содержание и вынужден был отправить всех в море.

Андриян Толстых, не обмыв новый галиот, принял на борт сорок промышленных, двух казаков и двадцать камчадалов. 2 августа 1765 года, трезвехонькие, они прошли между Лопаткой и курильским островом, взяли обычный курс — юго-восток. После те, кто остались живы, рассказали, что «Святой Петр» полтора месяца шел морем, но не видел признаков близкой земли. Кончилась вода, кончился съестной припас: собирали дождевую воду, грызли сапоги и ремни. Артель зароптала, после взмолилась… В морехода же, будто бес вселился: день и ночь стоял на штурвале, не ел, не пил, стал черен, как головешка, худ, как щепка. Половина команды слегла, другая взбунтовалась. Связали полоумного Андрияна, заперли в каюте и повернули в обратную сторону. Треть артели перемерла в пути. В октябре те, кто мог выползать на палубу, увидели Шипунский мыс. Но был шторм, надо было уходить от берега, а сил править парусами не было. Стали уговаривать Андрияна встать за штурвал, но он лежал ни жив, ни мертв и никого не хотел видеть.

«Петр» бросил якорь с запада от мыса. Трос лопнул… — Бочаров, плутовато щурясь, шмыгнул носом, оттопырил скрюченный, в мозолях и трещинах, указательный палец, погрозил. — Как и у берингового «Петра». Только того перекинуло через рифы, а этот бросило на скалы. Живыми выбрались только трое, Андриян же в том месте успокоился навеки. Царствие Небесное! — Размашисто перекрестился капитан.