Заморская Русь

— Ну, что? Говори, давай, будет ли добыча богатой?

Старший — хмурый и печальный — кивнув, задумчиво пробормотал:

— Промысел будет очень удачным, те, кто вернутся к семьям, привезут много мехов и будут богатыми.

В его словах был намек на причину печали.

— Так что же случится? — тормошили его. — Кто-то погибнет?

Кадьяк чуть приметно кивнул.

— Кто?

— Шаман не говорит!

— Сколько?

— Двое!

Кадьяки возбужденно залопотали, достали пару лисьих шкур, окружили шамана, лежавшего на шкуре без признаков жизни. Тот открыл один глаз, поднял руку, пощупал лисиц, что-то сказал и снова обмер. Те, довольные, разошлись по углам. Теперь заволновались невозмутимые алеуты. Они тоже что-то дали или пообещали по возвращении с промыслов. Шаман успокоил и их. Тут алеуты и кадьяки стали бросать на русских стрелков опасливые и виноватые взгляды.

— Видать, нам погибель накаркал, пес дырявленый, — вынув трубку изо рта, проворчал Афанасий. — Ладно, чему быть, того не миновать, плати не плати — все одно. Лучше помолимся. Пошли, что ли?!

Четверо русских промышленных поднялись, прощаясь с хозяевами, следом потянулись алеуты. Кадьякские партовщики проводили их до самого берега: они боялись, что косяки откажутся идти на промысел: новая партия — новые расходы на шамана. Возле погасшего костра Афанасий сказал по-кадьякски:

— Если не будет шторма, на седьмой день выходим. Каждому иметь юколы по сотне, яиц по мешку, остальной припас даст Компания.

— У вас, ребятушки, партия крепкая, вам и путь дальний, — напутствовал Баранов кочесовских спутников, собравшихся в опустевшем пакгаузе.

Провожая, наливал партовщикам по чарке самогонной водки из местных ягод.

Перед тем как выпить алеуты, как русичи крестились: «Господи, помилуй!», затем совали в чарку палец, брызгали на землю, что-то бормоча. — Вы с братом, — говорил управляющий Кочесовым, — дольше меня служите, все знаете. От этого ушкуйника, — указал на Сысоя, — иногда польза бывает. Тимофей помехой не будет: может самому царю челобитную грамотку отписать. Полатыни разумеет. С Богом! До Якутата вас прикроет пакетбот. Дальше на себя надейтесь и держите связь с редутом. Харч получите там, туда отправлю вашу долю как транспорт придет.

В конце мая, на Феодосию-колосяницу, партия была готова к отплытию и собралась возле крепости. День был неподходящий для начала дел, Кочесовы тянули время, смотрели на море, на встречу солнца с месяцем. Добрая была встреча и день ясный, все приметы выпадали к добру, только шаман наплел худа. На святого Ерему отстояли обедню, проверили припас у кадьякских партовщиков и байдары алеутов. На другой день Сысой с Тимофеем поднялись затемно. Кочесовы и вовсе ночевали на берегу с партией. На рассвете пришел управляющий, вручил передовщикам письменные наставления, Тимофею дал журнал для записи всего увиденного и произошедшего, последний раз благословил на удачу.

Подошли Ювеналий с Германом и долговязый келарь Афанасий. Партия выстроилась на байдарках, касаясь берега носами лодок. Монахи начали молебен с водоосвящением. После него русские партовщики и алеуты приложились ко кресту, снова сели в байдары. Ювеналий окропил всех сидящих в лодках святой водой и партия двинулась к выходу из бухты.

Впереди шли две большие десятибеседочные байдары с припасом, в них были погружены, сложенными одна в другую, два десятка однолючек. С батареи им салютовали, с байдар стреляли в воздух из фузей. Караван прошел узким проливом в залив, миновал Еловый мыс и острова Прохода, в виду Афогнакского берега направился к Бобровым камням.

Море было ровней стекла. Возле Елового острова байдарщики увидели кита и сочли это хорошей приметой. У кадьяков волосы были выкрашены охрой, лица исполосованы краской и сажей. Они были довольны: по их мнению русские шаманы умели звать погоду лучше местных и плату не брали.

Алеуты на своих узеньких байдарках носились как касатки, то рассыпаясь по воде, то сбиваясь в кучу, уже возле Еврашечьего острова они заметили на воде бобра. Зверь, почуяв опасность, нырнул, алеуты окружили то место и терпеливо ждали, когда он покажется на поверхности. Под рукой у каждого было короткое копьецо — стрелка. Пока подтянулись большие компанейские байдары и кадьякские промысловые, бобер вынырнул, глотнуть воздуха. В него полетело сразу несколько стрелок. Ранили или нет — непонятно, но в другой раз бобер вынырнул быстрей и его тут же поразили две стрелы разом.

Вдохновленные первой добычей, алеуты веселей налегли на весла и вскоре маячили вдали темными точками.

* * *

На Нучеке, в Константиновской крепости, с приходом весны жизнь промышленных тоже полегчала. Прохор сменился с караула в полночь, а в казарму пришел на рассвете. Ульяна уже не спала, когда он начал раздеваться.

— Фу! — Поморщилась, расчесывая волосы. — Дикарками воняешь. Опять блудил?

Прохор, зевая, потянулся, почесал давно не стриженную бороду:

— А что, девки, как девки. В бане бы попарить…

— Да морду накрыть, — съязвила Ульяна, торопливо заплетая косу. — Они же страшные, да размалеванные…