Замуж за барристера

Джозеф мог быть резким, непредсказуемым, далеко не всегда правым, но он стоял за Энтони горой, даже если самому ему такая позиция грозила большими проблемами, а это дорогого стоило. И Энтони не мог обижать его даже в угоду благополучию мистеру Уиверу. Он должен был найти способ обезвредить Ходжа, не принося в жертву Джозефа, столь много сделавшего для его разоблачения. И идея с Николасом в данный момент была не самой авантюрной.

Во-первых, Ходж никогда не сумеет его переманить: мистер Хантер действительно любил Ребекку и за помощь ей поклялся Энтони в вечной верности. Во-вторых, поскольку после прощания со скачками мистер Уивер практически не покидал Кроукомб, основная арена борьбы за его наследство грозила развернуться именно здесь, а Николас уже вполне освоился в деревне, чтобы не вызывать своим появлением лишних расспросов. В-третьих, он будет в подчинении у Джозефа, который, пожалуй, куда как лучше Энтони знаком со слежкой и ее особенностями, а также привычками и повадками Ходжа. В-четвертых…

В-четвертых, Энтони, конечно, должен был избавиться от своей сентиментальности и идти по головам, как привык в Итоне и Грейс-инн, вот только тогда ему нечего было терять, а сейчас от правильного выбора зависело слишком многое, а жить с такой ответственностью Энтони еще не научился.

— Вы чем-то обеспокоены?

Конечно, от Элизабет не укрылась его задумчивость в последние дни: за два с небольшим месяца их отношений она научилась чувствовать его как самое себя.

Энтони, пожав плечами, сослался на новое дело, принесшее ему еще одну головную боль. По протекции лорда Артмута к нему обратился младший брат леди Артмут — Арчибальд Нортон — владелец одного из лучших отелей Лондона. Для укрепления своего дела он вскорости собирался жениться на дочери весьма высокопоставленных особ, да вот незадача: некая девица Хокинс из Суррея заявила, что является его невестой, и подала в суд за расторжение помолвки. Мистеру Нортону, разумеется, ничего не стоило уплатить требуемый девицей штраф, но родители его нынешней невесты — люди высокой морали — и слышать ничего не желали о женихе, способном обручиться с простолюдинкой, а после — в погоне за титулом — еще и бросить несчастную.

Единственным способом вернуть их расположение было доказать невиновность мистера Нортона в представленных обвинениях, однако у мисс Хокинс имелись свидетели их отношений, письма от жениха и, что еще хуже, фамильная брошь, признанная леди Артмут семейной реликвией. Каким образом эти вещи попали к мисс Хокинс, если мистер Нортон категорически отрицал свое знакомство с сей девицей, и предстояло выяснить Энтони. И все бы ничего: у него были определенные предположения, требующие лишь подтверждения фактами, да вот за ними-то и необходимо было ехать в Лондон, а это — сто пятьдесят миль и почти полторы недели, проложенные между ним и Элизабет.

— Я не мог не взять это дело, — закончил Энтони свою историю и исподлобья посмотрел на любимую: что-то она скажет об их разлуке? — Артмуты стали мне своего рода крестными родителями на адвокатском поприще, а их сын — залогом многих побед. Подвести их семью отказом…

— Зачем же вам отказываться? — улыбнулась Элизабет — немного грустно, но отнюдь не сердито. — Это ваша работа, Энтони. Мне будет очень тоскливо без вас в эти дни, но это не повод разрушать вашу карьеру. Вы столько сил отдали, чтобы стать барристером, чтобы сделать себе имя и добиться нынешней славы, что я чувствовала бы себя предательницей, если бы оказалась причиной потери вами своего статуса. Пожалуйста, если вы находите какое-то дело нужным и интересным, не нужно избегать его лишь из-за нашей недолгой разлуки. Мне будет куда как больнее видеть вас неудовлетворенным или разочарованным, нежели ждать новой встречи и представлять, какой чудесной она будет и сколько радости нам обоим принесет.

После такой речи вряд ли она рассчитывала услышать, что, восстановив Кловерхилл и его способность приносить достойный доход, Энтони предпочел бы переквалифицироваться в помещика и, возможно, сельского адвоката, лишь бы никогда не разлучаться с любимой дольше, чем на сутки, не видеть в газетах собственное имя, смешанное с грязью, и не вытаскивать из чужих шкафов скелеты, способные поставить под угрозу его счастье. А потому Энтони лишь сердечно поблагодарил Элизабет за терпение и понимание, посетовав лишь на то, что его отъезд грозит еще затянуть ремонт поместья, а с ним — и их свадьбу.

Элизабет улыбнулась, чувствуя в его словах столь явное нетерпение сделать ее своей женой, что оно отозвалось в ее груди учащенным сердцебиением.

— Если вы позволите, мы с папой станем каждый день наведываться в Кловерхилл и проверять, как тут идут дела, — предложила она и снова улыбнулась, надеясь только, что Энтони поверит в ее искренность.