Замуж за барристера

Элизабет мягко освободилась из его объятий и в волнении прошлась по кабинету. Энтони напряженно следил за ней, уверенный, что она не приняла его обвинений и теперь борется с собой, чтобы не высказать ему своего возмущения подобными нападками. Он снова сделал все не так, действительно представив преступления Ходжа одними своими выдумками. Надо было начать с мисс Диккенс и ее профессии, плавно подвести Элизабет к возможностям и желанию их пары провернуть подобные вещи и лишь потом говорить о главном. Как просто было правильно вести себя с чужими людьми. И как трудно не оступиться, когда от любой ошибки зависит собственное будущее.

— Лиз…

— Я думала об этом… — расстроенно произнесла Элизабет и обернулась к Энтони. — Когда папа поделился со мной своей болью, меня долго не оставляла мысль о том, что его кто-то подставил. Я не знала, были ли у него враги среди владельцев конюшен, однако понимала, сколь сложно чужому человеку заполучить обувь конкурента так, чтобы тот ничего не заподозрил. Наверное, можно подкупить горничных в отеле, но ведь те при допросе способны выдать своего нанимателя, раскрыв таким образом всю махинацию. Вот и получалось, что это был кто-то вхожий в отцовский номер, кому он доверял и кого мог оставить на время одного. Да только… Эшли так переживал за папу, так проклинал виновника его бед, а мне слишком сильно хотелось ему верить…

— Лиз… — снова позвал Энтони, чувствуя, как нелегко ей дается это осознание, и желая хоть немного облегчить ее страдания. Но она качнула головой.

— Папа не перенес бы позора: я знаю, он умер бы в тюрьме, — прошептала она, и Энтони, увидев, как у нее задрожали губы, шагнул вперед и заключил своего ангела в кольцо крепких объятий. Элизабет часто задышала, стараясь справиться с собой, но былой страх и новой ужасное разочарование одолели, и она все-таки позволила слезам заслать глаза. Пусть. Энтони не разочаруется, а она у его груди чувствовала себя защищенной от всех бед и могла показать себя слабой и нуждающейся в его покровительстве. — И Эшли получил бы Ноблхос; а он мечтал о нем с самого детства. Энтони… Я говорю страшные вещи, которые еще никогда не решалась произнести вслух, и из-за этого чувствую себя предательницей. Но разве я не права? И разве не об этом вы столько времени молчали?

Он собрал губами слезинки с ее щек. Она права: он совсем ее не знал.

— Лиз, душа моя, не мучайте себя этой виной, — попросил он. — Даже если ваш кузен безгрешен и все произошедшее — лишь кошмарное стечение обстоятельств, вам не в чем себя упрекнуть. Вы вели себя с ним безукоризненно. А я с вашего позволения все же расскажу о всех тех фактах, что нам с Джозефом удалось собрать.

Элизабет почему-то вцепилась в лацканы его сюртука, однако кивнула, соглашаясь. И Энтони, тщательно выбирая слова и стараясь, чтобы те не выглядели слишком обвинительно, пустился в объяснения. Начал с конца: с придуманного Ходжем нападения, где у него имелись показания мистера Пантера и доктора Харви, а также самая что ни на есть материальная визитная карточка, принесенная Элизабет. Потом напомнил, что последние скачки Ходж проиграл, связав это с его расставанием с невестой. Затем рассказал о профессии мисс Диккенс и ее отсутствии в театре в дни гонок, а также о подозрительных работниках конюшен, исчезавших после своих преступлений, словно их никогда и не было. Далее вернулся к скандалу в Аскоте, его не раскрытости и своему желанию оградить от неприятностей мистера Уивера, столь много сделавшего для него в детстве.

— Я решил пожить какое-то время в Кловерхилле, чтобы понаблюдать за Ходжем, а заодно внушить ему мысль, что у мистера Уивера есть надежный защитник, способный вывести преступника на чистую воду, — закончил свое повествование Энтони. — Но две мили до Ноблхоса при определенных обстоятельствах могли стать камнем преткновения, и мне пришлось придумать не самый гуманный предлог для вхожести в ваш дом. Надеюсь, вы простили мне это спонтанное сватовство: ничего лучшего в тех обстоятельствах мне в голову просто не пришло.

Элизабет посмотрела на него с удивлением, явно свидетельствующим о том, что она даже не подозревала о его игре. У Энтони невольно заныло в груди, однако он только крепче сжал руки, не собираясь отпускать от себя Элизабет, и мужественно выдержал ее взгляд, не желая больше ничего скрывать.

— Так вот почему вы так странно себя вели, — задумчиво произнесла Элизабет, поглаживая его по сюртуку. — А я всю голову сломала, почему вы, желая стать моим женихом, не делали и шагу навстречу. Грешным делом даже заподозрила вас в нечестной игре.

Энтони усмехнулся и в который раз поднес ее руку к губам.