— Надеюсь, вам с Джозефом удастся убедить всех в злодеяниях Уильяма Мортона, — дождавшись, когда за столом восстановится спокойствие, проговорила она. — И сорванная подготовка не помешает воздать ему по заслугам.
— Энтони, чтобы сочинить душещипательную речь, вполне хватит пути до Лондона, — опередив его, заявил Джозеф. — Хотя, уверен, это адвокаты Мортона подсуетились с переносом сроков: ему достанет власти для подобной подлости даже из-за решетки.
— Но и мы с тобой не вчера родились, — улыбнулся Энтони. — Найдем управу и на его беззакония.
— Да в тебе-то я не сомневаюсь, — поморщился Джозеф. — Знаешь же, что отец чудит. Не хочет, чтобы его имя стояло рядом с именем Мортона и чтобы корреспонденты надоедали ему вопросами о моем образе жизни. Если он запретит, я тебе в суде не помощник: не дорос еще до совершеннолетия.
— У меня и в мыслях не было оказывать твоему отцу столь дурную услугу, — поспешил успокоить его Энтони. — Никто не услышит из моих уст его фамилии.
Однако мне не обойтись без твоих навыков работы со свидетелями. Сам понимаешь, скольких людей нам с тобой нужно обойти, чтобы выяснить их настроение, и как мало у нас осталось на это времени.
— Вы намерены выехать завтра с утра? — подал наконец голос и глава семьи Уиверов. Энтони кивнул, невольно напрягаясь: каких сюрпризов еще ждать от этого человека? Однако Томас Уивер лишь предложил не утомлять мисс Флетчер бессмысленными переездами в Кловерхилл и обратно, а остаться у них прямо сейчас. За ее вещами он обещал прислать человека, тем самым освободив Энтони и Джозефу вечер для сборов и подготовки. Отказываться Энтони не стал.
За этими разговорами незаметно подошло время десерта, и миссис Уивер, очевидно, ничего не знавшая об уговоре падчерицы с одним из гостей, прямо объявила, что их повар очень старался приготовить панфорте* по всем традициям итальянской кухни, и выразила надежду на то, что мистера Рида «порадует эта частичка его солнечной родины».
Плотный сладкий пирог с разнообразными цукатами, орехами и специями был исключительно ароматным и вкусным. Но куда как больше удовольствия Энтони доставили хитрые взгляды Лиз, словно проверяющей, понравится ли ему ее выбор. В том, что именно она придумала угостить привередливого гостя национальной выпечкой, Энтони не сомневался, и оттого просто блаженствовал в этом ее желании сделать ему приятное. Одна мысль о том, что Элизабет не забывает о его существовании сразу после расставания, что она думает о нем, да не просто как о случайном знакомом, а хотя бы как о добром друге, которому хочется оказать услугу, что она…
Пресвятая Дева, что у него есть самый настоящий шанс на нежные чувства своего ангела!
Она сводила с ума и в то же время дарила весь мир, без Элизабет казавшийся пустым и не нужным. И ужин в «Рулс», и путешествие в Италию, и крохотных смуглолицых озорников, о которых какой-то месяц назад Энтони даже не мечтал.
Если только удача еще немного побудет на его стороне. Если Лиз примет, если протянет ему руку после всей правды…
— Что вы скажете о нашем панфорте? Дуглас, конечно, приложил все усилия, чтобы он соответствовал найденному рецепту, и все за столом признали, что ему удалось сотворить вкуснейший десерт. Но похож ли он хоть сколько-нибудь на настоящее итальянское лакомство? Только не щадите мое тщеславие, мистер Рид: мне очень хочется узнать правду, — заговорила Элизабет, провожая его после обеда до ворот Ноблхоса. Джозеф и Ребекка, еще ни разу не бывавшие в местом саду, поддались на уговоры Эмили устроить для них небольшую экскурсию, и Энтони получил необходимую свободу, чтобы наконец объясниться с Элизабет. И, как ни странно, пирог был не самым плохим для этого началом.
— Надеюсь, вы не сочтете меня нытиком, если я скажу, что, как и вы, попробовал сегодня панфорте в первый раз? — как можно спокойнее проговорил он и в ответ на ее удивленный взгляд продолжил: — Вы исполнили мою мальчишескую мечту, мисс Уивер, потому что на каждое Рождество я надеялся увидеть на столе этот чудный пирог, но мать воспитывала меня одна, и лучшее, на что мы могли рассчитывать в праздники, это кусок сыра к обычному хлебу, а в самые лучшие дни — обрезки от ветчины.
— Вы были настолько бедны? — с жалостью, но без всякого отвращения воскликнула Элизабет, позволив ему выдохнуть и набраться сил на новые откровения. — Но ведь ваш отец…
— Отец узнал о моем существовании незадолго до своей смерти, — пожал плечами Энтони. — Он покинул Италию до того, как стало известно о том, что у него будет ребенок. Он не собирался строить с матерью каких бы то ни было отношений, хоть и говорил потом мне, что полюбил ее с первого взгляда и потому не смог устоять. Но в Англии у него была семья, и долг вынудил его вернуться домой. Мама часто писала ему, особенно когда становилось совсем худо, но ответа не получала.