Замуж за барристера

— Хорошо, я сделаю так, как ты хочешь, кузина Лизбет, — пообещал он. — Ты права: я лелеял лишь собственные амбиции, забывая, что вы взрослые люди, способные сами за себя постоять. Отныне я не стану докучать вам своими капризами, однако не проси меня быть таким же милым с этим выродком, посмевшим посягнуть на твою чистоту! Такой, как он, никогда не оценит ее по достоинству! И не сможет дать тебе то, чего ты заслуживаешь!

С этими словами он покинул библиотеку, а озадаченная Элизабет вернулась в столовую. Заверила отца, что Эшли понял свою ошибку и больше не доставит ему подобных сегодняшним неприятностей. Томас Уивер выразил надежду на благоразумие племянника, хотя, казалось, сам в него ни на секунду не поверил. Но Элизабет сейчас волновало совсем другое. Она должна была поговорить с Ребеккой по душам и выпытать у нее отношение к Энтони Риду и откладывать эту беседу не могла. Поэтому извинилась перед оставшимися за столом отцом и мачехой и поспешила наверх, в комнату Ребекки.

Наверное, укроти она любопытство хоть ненадолго, или задержи ее отец каким- нибудь вопросом, или попадись ей по дороге Эмили, готовая для защиты подруги вызвать Эшли на дуэль вместо отца, и ничего не случилось бы. Но Элизабет подошла к приоткрытой двери как раз в тот момент, когда Ребекка, уткнувшись лицом в плюшевого щенка, принялась со слезами упрекать кого-то воображаемого:

— Ты же обещал!.. Обещал, что мы поженимся, как только ты вернешься!.. А сам!.. Я же жду и жду, а ты!.. Не веришь?.. Или бросил?!.. Я знаю, я виновата, но!.. Как я без тебя?!.. Зачем?!..

Элизабет одеревеневшей рукой прикрыла дверь. С трудом заставила себя разжать пальцы и долго тупо смотрела на ладонь, не чувствуя ничего, кроме душевного холода. Сама не поняла, как оказалась в своей спальне: глаза не видели, а ноги словно бы разучились ходить. И лишь звук поворачиваемого в замке ключа заставил принять действительность.

Мисс Флетчер и мистер Рид помолвлены. И все, что он говорил Элизабет, было ложью. Одной большой безжалостной ложью. А она…

Она…

Элизабет упала на кровать и безнадежно разрыдалась.

* В Англии в XIX веке мужчине было запрещено жениться на вдове брата.

Глава двадцать вторая: Возвращение

У Энтони было мрачное предчувствие. Незаконченный разговор с Элизабет не давал ему покоя в течение всего времени отсутствия в Кроукомбе, сказавшись на общем настроении и сделав пилюлю первого поражения особенно горькой.

Пусть даже проиграли они лишь битву, а вовсе не войну, будущее не давало особых поводов для оптимизма.

Началось все с того, что свидетели, напуганные исчезновением Френсиса Картера, принялись массово отказываться от своих показаний. В строю остались лишь те, кто на фабриках Мортона понес слишком большие потери и кому некуда было отступать. Все красноречие Энтони разбивалось о безграничный ужас в глазах несчастных работяг, для которых смехотворная зарплата была единственным способом выжить и прокормить семью. Энтони понимал, что, поднявшись против хозяина, они рисковали в дальнейшем не найти новой работы и лишиться даже самого скудного дохода, поэтому сильно не давил, надеясь все же на выступление их предводителя.

Однако мистер Картер в здании суда так и не появился. Этим в полной мере воспользовался адвокат Уильяма Мортона, разгромив и без того слабую обвинительную базу и растоптав оппонента без особых усилий. Впрочем, последнее было предсказуемо, и Энтони знал, чем закончится слушание, едва увидел на месте прокурора Седрика Гордона — человека, не выигравшего за свою карьеру ни одного дела и каким-то необъяснимым образом удерживающегося в этой должности. Было ясно, что с его назначением на этот процесс тоже подсуетилась команда обвиняемого, и, если бы не выступление Энтони, Уильям Мортон вышел бы из зала суда свободным человеком.

К счастью — или к несчастью Мортона — барристер Рид среди коллег имел столь безупречную репутацию, что к его мнению не могли не прислушаться, а собранные им пусть и за столь короткий промежуток времени доказательства злодеяний обвиняемого вынудили судью отложить принятие решение до прояснения окончательной картины событий.

Наверное, при сложившихся обстоятельствах Энтони мог бы записать и это слушание себе в актив, если бы не понимал, что больше ему предъявить суду нечего. Разве что отец Джозефа пересмотрит свои приоритеты и предъявит Мортону обвинение в нанесении его сыну увечий. Тогда, конечно, и все остальные показания приобретут совершенно иной вес. Пока же дело выглядело так, будто горстка проштрафившихся рабочих решила отомстить своему нанимателю и устроила против него заговор. Уильям же Мортон представал перед судом едва ли не ангелом, заботившимся о своих подопечных так, как мать не заботится о новорожденном.

Слово же аристократа, вне всякого сомнения, склонило бы чашу весов в их пользу.