Замуж за колдуна, или Любовь не предлагать

– Что прекратить? – горячий шепот опалил мочку уха, жаром стек по изгибу шеи, заставляя дрожать и жмуриться. – Любить тебя? Желать? Думать о тебе каждую минуту? Нет, Лори, я для этого слишком слабовольный.

И я, кажется, тоже. Совсем без силы воли. Вздрогнула, когда пальцы Грейстока в нетерпеливой ласке прошлись по обнаженными плечам, приспуская бретели нижней сорочки. Поцелуй, укус в том месте, где отчаянно пульсирует жила, и сердце заходится в бешеном ритме. Кристофер быстро расправляется с корсетом. Расшнуровывает, тянет вниз, захватывает в плен мою грудь, в дразнящей ласке перекатывая между пальцами затвердевшие соски.

– Хочу тебя, – хриплый, низкий шепот пронзает дрожью не хуже требовательных движений пальцев, и я, понимая, что в этот раз уступлю, сдамся, что сама его безумно хочу, завожу руки за спину, чтобы скорей развязать ленты юбки. Избавиться от совершенно лишнего сейчас турнюра.

– Но только один раз, – предупреждаю, переступая через кучу одежды на полу. – Спишем это на сиюминутное умопомрачение, – успокаиваю совесть, которая почему-то совсем не бунтует.

Примолкла, разомлела под ласками. Как и ее хозяйка.

Предательница.

Кристофер разворачивает меня к себе, притягивает мягко и говорит тихо, хрипло, наклоняясь:

– Ничего не могу обещать, Лорейн. Ни тебе, ни себе.

Не помню, сколько мы целовались. Жадные, как будто обезумевшие. Зато хорошо помню, как стягивала с него пиджак и ругалась, припоминая и хордовых матерей, и хордовых бабушек, воюя с пуговицами его жилета.

– Сколько же на тебе одежды! – проворчала, стаскивая с него рубашку.

Меня подтолкнули к кровати. Грубая ткань покрывала царапнула кожу, а в следующую секунду Грейсток накрыл меня собою, посылая по всему телу новые волны дрожи. Снова и снова. Скользнул рукой меж бедер, ужалил поцелуем ключицу, опускаясь ниже, заставляя стонать, кусать губы и приглушенно всхлипывать.

– Согласен, без одежды намного лучше, – поймала его улыбку, темный, захмелевший взгляд.

Зажмурилась от удовольствия, когда он стал выводить языком у меня на животе непонятные, но такие приятные узоры, продолжая ласкать меня пальцами, сводить с ума губами.

– Как же я тебя… – охнула, испытав новый виток наслаждения.

– Ненавидишь? – Грейсток на миг приостановился, вызвав у меня стон разочарования, а потом усилил напор, и я поняла, что все, пропала.

Пусть и на одну короткую ночь, но я его.

– Давай я отвечу тебе на этот вопрос завтра.

– Согласен, – вернулся к моим губам, сжал в объятиях, проникая в меня, заполняя собой. Сначала медленно, осторожно, а затем все больше ускоряясь, уводя следом за собой из этой реальности.

Быстрые, резкие движения, до сладкой боли и головокружения. До стонов, всхлипов и непонятного шепота. До приглушенного, утробного рыка, срывавшегося с губ Кристофера с каждым новым движением его бедер. Последнее, что запомнила, – это его лицо, искаженное гримасой удовольствия. Последнее, что почувствовала, – это вспышку ослепляющего наслаждения и дрожь, прокатившуюся по телу мужчины, которого я по-прежнему любила.

Глава 23

Просыпалась я с надеждой, что события минувшего вечера, а также ночи мне только привиделись. Но открыв глаза, поняла, что нет, ничего не привиделось. Я лежала совершенно голая в чужой постели и чужой спальне.

Зачем было утаскивать меня из номера отеля – непонятно. Зачем было меня целовать, раздевать (ну и дальше по списку) – непонятно вдвойне. Но еще большее удивление вызывала моя реакция на все произошедшее. Я ведь не сопротивлялась. Да что там не сопротивлялась! Я этого хотела. Его. Грейстока. Нашей с ним близости.

Кажется, ты больна, Лорейн. Безнадежно и неизлечимо. Возможно, даже смертельно. У меня не то что-то с сердцем, не то и вовсе душевное расстройство. В ярко выраженной форме. В общем, клинический случай и, как уже сказала, совершенно безнадежный.

К счастью, никто не делил со мной постель, иначе опять могли пострадать вазы и подсвечники. А впрочем, – огляделась сонно – в спальне, обшитой широкими деревянными панелями, ничего тяжелого и того, что могло бы превратиться в колюще-режущее, не было. Только кружевные занавески на маленьких оконцах, а за ними все зелено-зелено. Кажется, Грейсток притащил меня в избушку посреди дремучего леса. Здесь и воздух был другой, совсем не похожий на тот, которым я последние недели дышала в Инвернейле, – чистый, терпкий, пряный. Тот самый, который я так обожаю.

Обстановка в комнате была совсем простой, скромной и без излишеств: пара сундуков по углам, огромный комод между ними да стол у дальнего окна, на полированной поверхности которого вытанцовывали солнечные зайчики, а над ними кружили в косых утренних лучах сверкающие пылинки. Хороший день. Погожий, солнечный. Самое то для аукциона.

Вчера мне некогда было изучать уездные интерьеры, ничего, кроме кровати, меня (нас) не волновало. А сегодня, визуально познакомившись с местом, в котором провела ночь, и с горем пополам приняв тот факт, что я, несмотря ни на что, продолжаю испытывать к Грейстоку чувства, задалась вопросом, а куда подевался этот самый Грейсток.