Замуж за колдуна, или Любовь не предлагать

Лорд Джеральд пришел в ярость и все требовал от меня раскрыть личность мерзавца, посягнувшего на тебя, но я молчал. Кристофер, как ни странно, повел себя сдержаннее отца, ни в чем меня не упрекал, ни разу не повысил голос во время нашего разговора. Но я до сих пор, даже сейчас, много лет спустя, помню его полный презрения взгляд. Он попросил устроить ему встречу с тем, кому я тебя фактически продал, и я это сделал.

Не знаю, о чем они говорили, – Грейсток не стал мне ничего объяснять. Лишь сказал, что все уладил и мы не потеряем ни наши капиталы, ни Монтруар. Я сохраню себе жизнь, а ты – невинность.

Я облегченно вздохнул, обрадовался, решил, что Кристоферу каким-то невероятным образом удалось откупиться. А потом случился этот кошмар на свадьбе, и я понял, какое условие поставил ему Сайрес. Не знаю, почему он так стремился заставить тебя страдать.

Всех нас.

На мне осталась его метка – она служила Холланду зароком, что я буду молчать. И не сошла даже после его смерти, поэтому я не могу ничего тебе рассказать. Да мне и не хватит сил говорить об этом, глядя тебе в глаза.

Я рискую даже сейчас, ведь если кто-то прочтет это признание, пока я буду жив, вероятнее всего, я сразу покину этот мир. Кристофер тоже молчит, я уже давно его не видел. Могу только предположить, что он, как и я, связан клятвой.

Не знаю, сможешь ли ты когда-нибудь меня простить. Не знаю, хватит мне смелости отдать ключ от ячейки Ришу, или я выброшу его, а может, закончив это письмо, сразу его сожгу.

Ты ведь успокоилась, снова начала жить. На тебя обращают внимание многие мужчины, и уверен, однажды ты составишь достойную партию какому-нибудь благородному господину. У тебя есть то, что ты так любишь, – наследие Ариасов. Оно помогло тебе выжить тогда, поможет и в любую другую трудную минуту твоей жизни.

Ты самая сильная женщина, которую я когда-либо знал. Я же оказался слишком слаб и беззащитен перед коварством судьбы.

Прости меня, если сможешь, Лорейн.

Прости своего неразумного отца».

Сложив листок вчетверо, я положила его в конверт. Бережно разгладила загнутый уголок, еще раз вчиталась в короткую фразу «Моей единственной дочери Лорейн», рассеянно обвела ее пальцами, повторяя каждый завиток. А потом бросила исповедь отца в огонь.

Поднялась, оправила юбку и вышла с одной-единственной мыслью: «А ведь он так и не отдал ключ Ришу».

Прямиком из банка я отправилась в гостиницу. Просто была не в состоянии сейчас встречаться с Найманом и разгадывать еще одну тайну. Хватит с меня уже одной разгаданной…

Признание отца горечью оседало на губах, которые я, пока его читала, все искусала. От него пекло в глазах, но я не позволила пролиться ни единой слезинке.

Столько лет я подсознательно надеялась получить ответ и где-то там, глубоко-глубоко в душе, продолжала верить, что расстроенная свадьба – не каприз Грейстока или его нежелание на мне жениться. Думала, что если узнаю правду, буду безумно рада… Вот только сейчас я чувствовала что угодно, но только не радость.

Быть может, было бы лучше и вовсе ничего не знать.

Мой отец. Продал. Меня.

Поставил на кон, как какую-то кобылу. Готов был подарить лорду-канцлеру мою невинность.

Удивляюсь, как меня не стошнило, когда об этом читала. Прямо на его признание.

Меня продолжало потряхивать всю дорогу до «Гранд-отеля», никак не получалось справиться с этой дрожью, с поселившимся внутри отвращением.

Как же мерзко все это.

Единственное, что немного успокаивало, лишь самую малость, – это воспоминание о том, что несколько лет назад лорда-канцлера убили. Тогда его смерть наделала много шума, а королевский двор после гибели мерзавца еще несколько месяцев носил по нему траур. Таков был приказ его величества. Правитель страдал больше всех, долго и со вкусом, ведь какому-то нечестивцу (огромное ему за это спасибо!) хватило наглости убить его правую руку, его опору, его любимца.

Виктор VI всегда был слабым королем. Марионеткой в руках лорда-канцлера. Холланд из него веревки вил, и это было прекрасно известно всему Хальдору. К счастью, этого змея больше нет в живых, а ближайшее окружение правителя составляют Кристофер и другие, надеюсь, что здравомыслящие аристократы. Терпят его капризы, иногда, если нет другого выхода, им потакают, но все же сдерживают вспыльчивого, импульсивного монарха, как могут его направляют.

Если из-за этой шкатулки мой муж пострадает…

Мысль о хордовой находке так меня напугала, что я, не успев вернуться в номер, первым делом вытряхнула ее из сумочки. Не придумала ничего лучшего, как сделать с ней то же самое, что сделала с отцовской исповедью. Возможно, не самое здравое решение, но в тот момент я вообще плохо соображала. После всего, что узнала, после всех кошмарных откровений все было как в тумане.

Благо пламя в камине не успело погаснуть. Я надеялась, что вот сейчас оно полыхнет с новой яростной силой, уничтожит шкатулку, но ничего не случилось. Та даже не почернела, и резного узора на крышке не коснулась ни единая искра.

Только у меня за спиной раздался истеричный возглас: