Читаем Занимательная смерть. Развлечения эпохи постгуманизма полностью

Волан-де-Морт тоже безумец. Автор в ряде случаев прямо называет его сумасшедшим; его учителя и однокашники считали, что он не в своем уме[690]. В одном из интервью Ролинг выражается без обиняков, характеризуя Волан-де-Морта как кровожадного психопата: «Если пишешь о зле, как это делаю я, и если пишешь о ком-то, кто в сущности является психопатом, твой долг — показать реальное зло лишения человека жизни»[691]. (Иными словами, в зверствах, выставленных напоказ автором, нужно обвинять Волан-де-Морта.) Таким необыкновенным сделала этот пансионный роман не столько вечная борьба между добром и злом[692], сколько его главный протагонист — шизофреник, считающий себя воплощением зла и вместе с тем спасителем мира от этого самого зла (не говоря уже о змее) и страдающий эпилептическими припадками. Но существует еще одно измерение личности Гарри Поттера.

Гарри Поттер и его игры

Критики сочли Ролинг ненадежным рассказчиком, автором, который «любит спрятать вещи у всех на виду, а потом пустить нас в повествовании по ложному следу»[693]. Джон Пеннингтон делает упор на несообразности мира Гарри Поттера, а Джон Грейнджер высказал предположение, что «запутывание повествования», возможно, является сознательной писательской стратегией Ролинг[694].

Учитывая это, совершим небольшой эксперимент с историей Гарри Поттера. Освободимся от всех магических элементов сюжета (как, например, это делает Джон Пеннингтон, изобличая банальность фантазийного мира Ролинг), соберем все, что мы знаем о Гарри Поттере помимо магии, и извлечем это из литературной реальности[695]. Что не составит особого труда: голое повествование прекрасно впишется в границы «консенсусной реальности», помещенное в подлинные условия британского общества[696]. Делаем мы это для того, чтобы исследовать скрытый за «колдовским миром» мотив, приводящий в движение сюжет Поттерианы. Что представляет собой структурный каркас, на котором держится его видимая магия?

Соседи Гарри по Тиссовой улице, где он живет со своей неколдовской приемной семьей, говорят, что у него «антиобщественная» внешность[697]. Их пугает «этот Поттер», они считают его «отпетым хулиганом», которого давно пора отправить в Охранный центр святого Брутуса для подростков с неискоренимыми криминальными наклонностями[698]. Мы знаем, что дядя, тетя и другие родственники Гарри не очень-то жаловали его покойных родителей, особенно отца, которого тетя Мардж называет «бездельником», а также «нищим дураком», «ленивым попрошайкой», полагая, что он слишком много пил[699]. (Впоследствии мы узнаем, что отец Гарри был не очень хорошим человеком и задирал других учеников в школе.) Дурсли всегда говорили Гарри, что его родители погибли в автокатастрофе. Так мог ли смысл сюжета вращаться вокруг дорожно-транспортного происшествия с двумя погибшими? Действительно ли Джеймс Поттер угробил себя и жену, сев за руль пьяным? И не потому ли тетя и дядя Гарри озабочены тем, чтобы осиротевший мальчик вырос по возможности нормальным?

О Гарри говорят, что он «психически неполноценный»[700]. В Хогвартсе ходят слухи, что он не в своем уме: «Половина народа в Хогвартсе считает его странным, если не сумасшедшим»[701]. Даже его друзьям иногда казалось, что у него «придурочный» вид, а Гермиона в «Узнике Азкабана» вечно беспокоилась за его рассудок[702]. Адресованный Гарри вопрос «Ты нездоров?» зачастую относится не только к его общему самочувствию, но и к психическому состоянию[703]. И, как мы уже выяснили, есть много причин беспокоиться за рассудок Гарри. Известно, что он видит то, чего никто, кроме него, не видит; над ним насмехаются — в частности, Пивз — из‐за того, что у него бывают видения, что он слышит голоса и говорит на змеином языке[704]. Возможно, одной из причин, почему Гарри не растет и не меняется ни внешне, ни по характеру (что уже неоднократно признавалось критиками), является то, что это роман не о развитии личности мальчика, а о развитии его психического расстройства. В одном случае даже высказывается предположение, что Гарри признается профессору Амбридж, что Волан-де-Морт — это «плод» его воображения, и, как говорилось выше, текст фактически позволяет нам проследить, как подобный образ смог сформироваться в его уме[705]. В полуфинальной сцене Поттерианы автор также наводит на мысль, что всё в этой истории, включая смерть Гарри и его посмертный опыт, было игрой его фантазии: «Конечно, это происходит у тебя в голове, Гарри, — говорит Дамблдор, — но кто сказал тебе, что поэтому оно не должно быть правдой?» [706]

Перейти на страницу:

Похожие книги

Еврейский мир
Еврейский мир

Эта книга по праву стала одной из наиболее популярных еврейских книг на русском языке как доступный источник основных сведений о вере и жизни евреев, который может быть использован и как учебник, и как справочное издание, и позволяет составить целостное впечатление о еврейском мире. Ее отличают, прежде всего, энциклопедичность, сжатая форма и популярность изложения.Это своего рода энциклопедия, которая содержит систематизированный свод основных знаний о еврейской религии, истории и общественной жизни с древнейших времен и до начала 1990-х гг. Она состоит из 350 статей-эссе, объединенных в 15 тематических частей, расположенных в исторической последовательности. Мир еврейской религиозной традиции представлен главами, посвященными Библии, Талмуду и другим наиболее важным источникам, этике и основам веры, еврейскому календарю, ритуалам жизненного цикла, связанным с синагогой и домом, молитвам. В издании также приводится краткое описание основных событий в истории еврейского народа от Авраама до конца XX столетия, с отдельными главами, посвященными государству Израиль, Катастрофе, жизни американских и советских евреев.Этот обширный труд принадлежит перу авторитетного в США и во всем мире ортодоксального раввина, профессора Yeshiva University Йосефа Телушкина. Хотя книга создавалась изначально как пособие для ассимилированных американских евреев, она оказалась незаменимым пособием на постсоветском пространстве, в России и странах СНГ.

Джозеф Телушкин

Культурология / Религиоведение / Образование и наука
Время, вперед!
Время, вперед!

Слова Маяковского «Время, вперед!» лучше любых политических лозунгов характеризуют атмосферу, в которой возникала советская культурная политика. Настоящее издание стремится заявить особую предметную и методологическую перспективу изучения советской культурной истории. Советское общество рассматривается как пространство радикального проектирования и экспериментирования в области культурной политики, которая была отнюдь не однородна, часто разнонаправленна, а иногда – хаотична и противоречива. Это уникальный исторический пример государственной управленческой интервенции в область культуры.Авторы попытались оценить социальную жизнеспособность институтов, сформировавшихся в нашем обществе как благодаря, так и вопреки советской культурной политике, равно как и последствия слома и упадка некоторых из них.Книга адресована широкому кругу читателей – культурологам, социологам, политологам, историкам и всем интересующимся советской историей и советской культурой.

Валентин Петрович Катаев , Коллектив авторов

Культурология / Советская классическая проза
Философия символических форм. Том 1. Язык
Философия символических форм. Том 1. Язык

Э. Кассирер (1874–1945) — немецкий философ — неокантианец. Его главным трудом стала «Философия символических форм» (1923–1929). Это выдающееся философское произведение представляет собой ряд взаимосвязанных исторических и систематических исследований, посвященных языку, мифу, религии и научному познанию, которые продолжают и развивают основные идеи предшествующих работ Кассирера. Общим понятием для него становится уже не «познание», а «дух», отождествляемый с «духовной культурой» и «культурой» в целом в противоположность «природе». Средство, с помощью которого происходит всякое оформление духа, Кассирер находит в знаке, символе, или «символической форме». В «символической функции», полагает Кассирер, открывается сама сущность человеческого сознания — его способность существовать через синтез противоположностей.Смысл исторического процесса Кассирер видит в «самоосвобождении человека», задачу же философии культуры — в выявлении инвариантных структур, остающихся неизменными в ходе исторического развития.

Эрнст Кассирер

Культурология / Философия / Образование и наука
Календарные обряды и обычаи в странах зарубежной Европы. Зимние праздники. XIX - начало XX в.
Календарные обряды и обычаи в странах зарубежной Европы. Зимние праздники. XIX - начало XX в.

Настоящая книга — монографическое исследование, посвященное подробному описанию и разбору традиционных народных обрядов — праздников, которые проводятся в странах зарубежной Европы. Авторами показывается история возникновения обрядности и ее классовая сущность, прослеживается формирование обрядов с древнейших времен до первых десятилетий XX в., выявляются конкретные черты для каждого народа и общие для всего населения Европейского материка или региональных групп. В монографии дается научное обоснование возникновения и распространения обрядности среди народов зарубежной Европы.

Людмила Васильевна Покровская , Маргарита Николаевна Морозова , Мира Яковлевна Салманович , Татьяна Давыдовна Златковская , Юлия Владимировна Иванова

Культурология