Читаем Занимательная смерть. Развлечения эпохи постгуманизма полностью

Итак, теперь мы видим, что Гарри имеет репутацию существа «неуравновешенного» и, возможно, «представляющего опасность»[717]. Он сторонится однокашников, зная, что они подозревают его в совершении убийства[718]. По мере развития сюжета Гарри взрослеет и — надо ли добавить? — физически становится более способным на убийство. Большинство же критиков склонны игнорировать эти ключевые моменты, предпочитая придерживаться общепринятой интерпретации Гарри и Волан-де-Морта как двух различных персонажей — протагониста и антагониста — и считать, что Седрика, Сириуса и многих других убивает именно злодей Волан-де-Морт.

Читатели, конечно, помнят, что всякий раз как Гарри во время галлюцинации превращается в змея — или Волан-де-Морта, — его охватывает желание убивать. Ему кажется, что он убивает крестного отца и помогает его мучить, а в мыслях готов лишить жизни Дамблдора, своего наставника и пример для подражания. И хотя нам твердят, что Гарри делает это по приказу Дамблдора, мы видим, как он заставляет директора школы выпить зелье, от которого тот едва не умер[719]. Сцена эта описана в таком духе, что даже благожелательный критик признает, что «Гарри заставляет Дамблдора выпить яд, приготовленный Томом, и при этом испытывает удовольствие превосходства, урок которого он получил на личном примере Дамблдора»[720]. Дамблдор знает о черном умысле Гарри, он говорит мальчику: «…я замечал в глубине твоих глаз его [Волан-де-Морта. — Д. Х.] призрачную тень»[721].

Мы знаем, что Гарри наслаждается ролью великого, могучего, омерзительного Лорда Волан-де-Морта. Его возбуждает эта власть, и он черпает удовольствие в истязании своих жертв: он смеется, наблюдая предсмертную агонию своего крестного отца Сириуса, которого (как нам говорят) он нежно любит.

<…> От испуга и волнения у Гарри сжалось сердце.

И вдруг из его собственных уст раздался голос — высокий, равнодушный, лишенный всякой человеческой теплоты.

<…> Гарри увидел, как перед его глазами появилась белая рука с длинными пальцами, сжимающая палочку, — это была его рука… И снова услышал холодный, высокий голос:

— Круцио!

Человек на полу закричал от боли, попытался встать, но сразу же, корчась, рухнул снова. Гарри смеялся. Он поднял палочку, исходящий из нее луч тоже поднялся, и человек на полу застонал, но остался недвижим.

— Лорд Волан-де-Морт ждет![722]

В другом случае, когда Гарри превращается в Волан-де-Морта, его охватывает ликование при мысли о задуманном убийстве:

Сознавая, что Гермиона не сводит с него подозрительного взгляда, Гарри торопливо поднялся по лестнице в вестибюль, потом на второй этаж, влетел в ванную и запер за собой дверь на задвижку. Покряхтывая от боли, он склонился над черной умывальной раковиной, над ее кранами в виде разинувших рот змей и закрыл глаза…

Он шел по сумеречной улице. По обеим сторонам от него поднимались высокие, словно пряничные, дома с деревянными фронтонами.

Он подошел к одному из них, увидел, как его белая рука с длинными пальцами стучит в дверь. Его охватывало возбуждение…[723]

Как после этого и множества подобных описаний можно сомневаться в том, что Гарри — убийца, Лорд Волан-де-Морт собственной персоной? Автор постоянно подчеркивает, что Гарри испытывает «возбуждение», убивая и мучая людей, а это верный ключевой признак, по которому мы опознаем описания серийных убийц. Некоторые читатели подозревали его как минимум в убийстве Седрика, его противника в турнире Трех волшебников и соперника в борьбе за любовь Чжоу Чанг[724]. На самом деле нам так и не сообщили, кто убил Седрика. Мы знаем лишь одно: когда совершалось убийство, Гарри слышал голоса Волан-де-Морта и Хвоста, но эти голоса могли с тем же успехом звучать и в его собственной голове[725]. Следующий пассаж фактически можно было бы интерпретировать как исповедь Гарри и/или выражение раскаяния в убийстве Седрика: «Сейчас он не хотел думать о том, что случилось после того, как он ухватился за ручку Кубка. Он не хотел, чтобы его заставили вспоминать то, что и без того слишком ярко и отчетливо вставало каждую секунду перед глазами. <…> Седрик… мертвый… Седрик просит вернуть его родителям…»[726] Впоследствии его посещали кошмары, связанные с этим эпизодом[727]. Случайность ли то, что Гарри слишком уж часто оказывается последним, кто видел убитых живыми? [728]

Перейти на страницу:

Похожие книги

Еврейский мир
Еврейский мир

Эта книга по праву стала одной из наиболее популярных еврейских книг на русском языке как доступный источник основных сведений о вере и жизни евреев, который может быть использован и как учебник, и как справочное издание, и позволяет составить целостное впечатление о еврейском мире. Ее отличают, прежде всего, энциклопедичность, сжатая форма и популярность изложения.Это своего рода энциклопедия, которая содержит систематизированный свод основных знаний о еврейской религии, истории и общественной жизни с древнейших времен и до начала 1990-х гг. Она состоит из 350 статей-эссе, объединенных в 15 тематических частей, расположенных в исторической последовательности. Мир еврейской религиозной традиции представлен главами, посвященными Библии, Талмуду и другим наиболее важным источникам, этике и основам веры, еврейскому календарю, ритуалам жизненного цикла, связанным с синагогой и домом, молитвам. В издании также приводится краткое описание основных событий в истории еврейского народа от Авраама до конца XX столетия, с отдельными главами, посвященными государству Израиль, Катастрофе, жизни американских и советских евреев.Этот обширный труд принадлежит перу авторитетного в США и во всем мире ортодоксального раввина, профессора Yeshiva University Йосефа Телушкина. Хотя книга создавалась изначально как пособие для ассимилированных американских евреев, она оказалась незаменимым пособием на постсоветском пространстве, в России и странах СНГ.

Джозеф Телушкин

Культурология / Религиоведение / Образование и наука
Время, вперед!
Время, вперед!

Слова Маяковского «Время, вперед!» лучше любых политических лозунгов характеризуют атмосферу, в которой возникала советская культурная политика. Настоящее издание стремится заявить особую предметную и методологическую перспективу изучения советской культурной истории. Советское общество рассматривается как пространство радикального проектирования и экспериментирования в области культурной политики, которая была отнюдь не однородна, часто разнонаправленна, а иногда – хаотична и противоречива. Это уникальный исторический пример государственной управленческой интервенции в область культуры.Авторы попытались оценить социальную жизнеспособность институтов, сформировавшихся в нашем обществе как благодаря, так и вопреки советской культурной политике, равно как и последствия слома и упадка некоторых из них.Книга адресована широкому кругу читателей – культурологам, социологам, политологам, историкам и всем интересующимся советской историей и советской культурой.

Валентин Петрович Катаев , Коллектив авторов

Культурология / Советская классическая проза
Философия символических форм. Том 1. Язык
Философия символических форм. Том 1. Язык

Э. Кассирер (1874–1945) — немецкий философ — неокантианец. Его главным трудом стала «Философия символических форм» (1923–1929). Это выдающееся философское произведение представляет собой ряд взаимосвязанных исторических и систематических исследований, посвященных языку, мифу, религии и научному познанию, которые продолжают и развивают основные идеи предшествующих работ Кассирера. Общим понятием для него становится уже не «познание», а «дух», отождествляемый с «духовной культурой» и «культурой» в целом в противоположность «природе». Средство, с помощью которого происходит всякое оформление духа, Кассирер находит в знаке, символе, или «символической форме». В «символической функции», полагает Кассирер, открывается сама сущность человеческого сознания — его способность существовать через синтез противоположностей.Смысл исторического процесса Кассирер видит в «самоосвобождении человека», задачу же философии культуры — в выявлении инвариантных структур, остающихся неизменными в ходе исторического развития.

Эрнст Кассирер

Культурология / Философия / Образование и наука
Календарные обряды и обычаи в странах зарубежной Европы. Зимние праздники. XIX - начало XX в.
Календарные обряды и обычаи в странах зарубежной Европы. Зимние праздники. XIX - начало XX в.

Настоящая книга — монографическое исследование, посвященное подробному описанию и разбору традиционных народных обрядов — праздников, которые проводятся в странах зарубежной Европы. Авторами показывается история возникновения обрядности и ее классовая сущность, прослеживается формирование обрядов с древнейших времен до первых десятилетий XX в., выявляются конкретные черты для каждого народа и общие для всего населения Европейского материка или региональных групп. В монографии дается научное обоснование возникновения и распространения обрядности среди народов зарубежной Европы.

Людмила Васильевна Покровская , Маргарита Николаевна Морозова , Мира Яковлевна Салманович , Татьяна Давыдовна Златковская , Юлия Владимировна Иванова

Культурология