— Страшно? Сначала да. Но я не был один, со мной вместе захватили девушку, я забыл ее имя. Правда, потом они убили ее.
Воспоминание об этом было еще достаточно ярким и сильным… Мургу с окровавленным лицом, склонившаяся к нему… Вайнти…
— Да, я был испуган, очень испуган. Мне нужно было молчать, но я заговорил с мургу. Меня убили бы, не начни я разговаривать с ними, и я сделал это, потому что очень испугался. Но мне не следовало говорить.
— Почему, если разговор спас твою жизнь?
И в самом деле, почему? Сейчас он понял, что в его поступке не было ничего постыдного. Это спасло ему жизнь и привело сюда, к Армун, которая понимала его.
— Я думаю, что ты вел себя храбро, как охотник, хотя и был только мальчиком.
Неизвестно почему, эти слова потрясли его. Он вдруг почувствовал, что глаза его наполнились слезами, и отвернулся от девушки. Слезы сейчас, у охотника? Без причины? Впрочем, причина была — он не пролил их тогда, когда был маленьким мальчиком, попавшим к мургу. Однако это все в прошлом, а он уже не маленький мальчик. Он взглянул на Армун и неожиданно для себя взял ее за руки. Она не вырывалась.
Керрика смущало то, что он чувствовал сейчас. Правда, это напоминало ему происходившее, когда он оставался наедине с Вайнти и та хватала его… Ему не хотелось думать сейчас о Вайнти и вообще об ийланах. Не сознавая того, он все сильнее сжимал руку девушке, делая ей больно, но она не вырывалась. Что-то важное происходило с ним, но он не очень понимал что.
Зато Армун, часто слушавшая разговоры молодых женщин, знала, что происходит сейчас, и хотела этого, отдаваясь во власть переполнявших ее чувств. Может, это было потому, что она почти, не надеялась на мужское внимание? Если бы только сейчас была ночь и они были одни! Женщины предельно откровенно описывали то, что происходило, когда они оставались наедине с охотниками, но сейчас был день, а не ночь. И все же вокруг было так тихо, а она была так близко к нему сейчас…
Когда она мягко отстранилась, Керрик разжал руку. Она отодвинулась от него, встала и, провожаемая его взглядом, направилась к выходу.
Армун вышла из палатки и огляделась вокруг. Рядом никого не было, даже дети молчали. Что все это значит?
Ну конечно, отпевание! Поняв это, она вдруг подумала о том, что Ульфадан был саммадаром и все должны быть на его отпевании, все до единого человека. Они с Керриком были сейчас одни.
Двигаясь осторожно и неторопливо, она повернулась и вошла в палатку, уверенно зашнуровав за собой клапаны. Потом так же уверенно расшнуровала шнурки своей одежды, встала на колени, откинула в сторону шкуры и опустилась на Керрика.
Когда он обнял девушку, тепло ее плоти зажгло его. Воспоминания о холодном теле начали ускользать прочь, У Армун не было твердых ребер, а только теплое тело, округлое и крепкое. Он стиснул руки, прижимая ее к себе, а она, прикасаясь губами к его уху, что-то говорила без слов.
Снаружи утреннее солнце светило сквозь туман и поднималось все выше, а в палатке жар их тел растопил воспоминания Керрика о прошлом.
13
Альпесак буквально кипел от рассвета до заката. По широким улицам города, где совсем недавно за целый день можно было встретить только несколько фарги, теперь маршировали и двигались в паланкинах ийланы, фарги в одиночку и группами тащили какие-то грузы, и даже встречались хорошо охраняемые группы самцов, смотревших на непрерывное движение. Гавань была значительно расширена, и все же не вмещала всех прибывающих, поэтому темные тела урукето, приходивших из океана, останавливались в реке, прижимаясь к берегу, и ждали своего часа. Когда их ставили в док, толпы фарги бросались разгружать их, и пассажирам, стремившимся ступить на твердую землю после долгого путешествия, приходилось расталкивать их.
Вайнти смотрела на всю эту суматоху с гордостью, выражавшейся в каждой линии ее напрягшегося тела. Ее желание исполнилось: Инегбан наконец-то пришел в Альпесак. Союз этих. двух городов приводил ее в возбуждение, которому невозможно было сопротивляться. Молодость и неопытность Альпесака были. смягчены зрелостью и мудростью. Инегбана. Этот союз образовал соединение, которое казалось более жизнеспособным, чем каждый из них в отдельности. Мир рождался заново, и все в нем было возможно.
Только одна тень лежала на этом солнечном настоящем и будущем, но пока Вайнти гнала мысли об этом прочь: этим можно было заняться попозже. Сейчас она хотела греться под солнцем в свое удовольствие на этом берегу успехов. Ее большие пальцы крепко сжимали твердую ветвь балюстрады, причем возбуждение было так велико, что она, не замечая того, переступала с ноги на ногу в своем одиноком марше победы.
Издалека кто-то окликнул ее, и, неохотно повернувшись, Вайнти увидела, что это Малсас зовет ее к себе на верхнюю платформу.
— Да, Эйстаи, — сказала Вайнти, выражая гордость каждым движением своего тела. — Зима не придет в Инегбан, а сам он явится сюда, в бесконечное лето, царящее в сердце Энтобана. Отныне наш город будет расти и процветать.