Но еще оставалась вдова Алексея Агнес-Анна, дочь короля Франции Людовика VII. По словам Никиты Хониата, она была еще ребенком, которому не исполнилось двенадцати лет; но Андроник (старше ее на полвека) принял решение жениться на ней, так как желал еще теснее связать себя с оставшейся в живых представительницей дома Мануила и обезопасить себя от любого бунта от ее имени. По имеющимся свидетельствам, девочка не хотела принимать убийцу своего мужа, но церемония была проведена. Византийские авторы считали этот противоестественный союз между юностью и старостью одним из главных преступлений Андроника и увековечили его в витиеватых и высокопарных литературных произведениях.
Во время своего регентства при Алексее II Андроник был весьма озабочен своим публичным имиджем, так как хотел выглядеть защитником Алексея. На торжественных церемониях он склонялся перед юношей и даже носил его на плечах. На дверь храма Сорока Севастийских мучеников, которая выходила на рыночную площадь, он повелел прикрепить портрет их обоих; на портрете он был изображен одетым в платье простолюдина: одеяние из темной ткани достигало ему до бедер, а белые сапоги доходили до колен. В руке у него был изогнутый, направленный вниз меч, в изгибе которого была изображена голова юного императора. Так Андроник, видимо, хотел показать, что он будет отбивать удары, нацеленные в шею императора. Он еще раньше выбрал храм Сорока Севастийских мучеников как место своего последнего упокоения; он украсил его и приказал перенести в него останки своей первой жены. На картинах, висевших на стенах пристроек этой церкви, он выставлял напоказ свою силу в сценах успехов на охоте, а на одной даже было изображено, как он режет и готовит мясо. В других местах города по его приказу были поставлены его статуи, а одну из них – бронзовую – он намеревался поставить на вершину Анемодулионской колонны, стоявшей на главной площади города. Он приказал испортить статуи очаровательной Марии-Зены: на них она теперь стала выглядеть старой и увядшей. Так он рассчитывал повлиять на народные массы. Для образованных людей он сравнивал себя с Давидом, но, если тому пришлось выходить лишь за пределы Палестины, чтобы сразиться с амаликитянами, он, Андроник, прошел все земли на Востоке и везде восхвалял Христа и выступал в роли его апостола.
Отчасти благодаря этой пропаганде Андронику удалось поддерживать свою популярность на очень высоком уровне. Такие примеры, как спонтанное нападение толпы на трех судей, иллюстрируют степень его власти. Однако, как только он добился короны, он изменил свое отношение к жителям Константинополя. Часть своего времени он проводил в пригородных дворцах, где развлекался с танцовщицами и наложницами. Когда он находился в городе, он уже перестал быть таким доступным и окружил себя охранниками-варварами, которые плохо или вообще не говорили по-гречески. Он жил в страхе перед своими врагами, а у дверей его спальни спала громкоголосая собака. Он начал смеяться над простотой горожан, которых он так легко провел. Над арками рыночной площади он повелел установить рога огромных убитых им оленей, чтобы и продемонстрировать свою удаль, и (если верить предвзятому свидетельству Никиты Хониата) посмеяться над людьми, намекая на неверность их жен. Летом 1184 г., когда рухнула ограда императорской ложи на Ипподроме и убила шестерых человек, Андроник пришел в ужас от того, что толпа в панике сметет его, и только настоятельные просьбы его друзей помешали ему бежать во дворец.
Коронация Андроника в сентябре 1183 г. была моментом его триумфа. Получив корону, он позволил мятежникам в Вифинии временно жить спокойно, в то время как он отдыхал во Фракии. Он охотился и совершил паломничество к могиле своего отца Исаака севастократора, находившейся в монастыре, основанным им в Бере. Он почтил могилу, поставил возле нее ограду и одарил императорскими украшениями в память о неисполнившихся честолюбивых устремлениях отца к императорской короне. Вернувшись в столицу под Рождество, он провел остаток зимы, наблюдая за турнирами и посещая зрелища. Из-за того, что он воздерживался от дурных поступков, по словам Никиты Хониата, это время многие называли безмятежными днями.