Западноевропейская поэзия XX века

«…хру-у-у-у-сть»…
          внезапный скрежет —
и трещина по льду прошла узором.
«На берег!» — люди закричали хором,
боясь, что их от берега отрежет
случайным злом живой излом, в котором
еще немного — и вода забрезжит.

«Останься!» — Я ответил взглядом смелым.

«Прошу!» — Я руку вырвать не пытался.
«Останься, если любишь!» — Я остался.
Над зеркалом неверным, опустелым,
она и я парим единым целым,
ликуя: нам одним каток достался!

Одни — что сердцу может быть угодней?

Без прошлого, в безумстве упоенном,
мы, отраженные стеклянным лоном,
скользили все быстрее, все свободней.
У края хруст раздался — безысходней…
У края хруст раздался — глуше тоном…

И, весь похолодев, как тот, кто рядом

услышал Смерть — ее смешок постылый,
я наклонился, будто над могилой, —
и два лица из мрака вырвал взглядом,
безжизненных, чуть тронутых распадом…
У края хруст раздался — с новой силой…

И сладостную жизнь мою, несчастный,

оплакал я, оплакал все, что бренно.
О голос страха — инстинктивный, властный!
О жажда жизни, как ты неизменна!
Конец?.. Я пальцы вызволил из плена
и выбрался на берег безопасный…

Она одна на ледяной площадке

осталась — полновластная царица,
но вот, в конце концов устав кружиться,
взошла на берег — озорные прядки,
прекрасна, словно трепетная птица,
во взоре — дерзость, дерзость без оглядки.

Спокойно среди радостного гула,

как будто не она его причина,
туда, где я с приятелями чинно
стоял, она пройти не преминула.
«Спасибо, сударь мой! — и протянула
с усмешкой руку мне. — Хорош мужчина!»

ТОТО МЕРУМЕНИ [152]