Западноевропейский сонет XIII-XVII веков. Поэтическая антология

Всю боль, что я терплю в недуге потаенном,[126]
Стрелой любви пронзен, о Феб, изведал ты.
Когда в наш мир сойдя с лазурной высоты,
У Ксанфа тихого грустил пред Илионом.

Ты звуки льстивых струн вверял речным затонам,

Зачаровал и лес, и воды, и цветы,
Одной не победил надменной красоты,
Не преклонил ее сердечной муки стоном.

Но, видя скорбь твою, бледнел лесной цветок,

Вскипал от слез твоих взволнованный поток,
И в пенье птиц была твоей любви истома.

Так этот бор грустит, когда брожу без сна,

Так вторит имени желанному волна,
Когда я жалуюсь Луару у Вандома.

* * *

Когда ты, встав от сна богиней благосклонной,
Одета лишь волос туникой золотой,
То пышно их завьёшь, то, взбив шиньон густой,
Распустишь до колен волною нестесненной —

О, как подобна ты другой, пеннорожденной,[127]

Когда волну волос то заплетя косой,
То распуская вновь, любуясь их красой,
Она плывет меж нимф по влаге побежденной!

Какая смертная тебя б затмить могла

Осанкой, поступью, иль красотой чела,
Иль томным блеском глаз, иль даром нежной речи,

Какой из нимф речных или лесных дриад

Дана и сладость губ, и этот влажный взгляд,
И золото волос, окутавшее плечи!

* * *

Когда прекрасные глаза твои в изгнанье
Мне повелят уйти — погибнуть в цвете дней,
И Парка уведет меня в страну теней,
Где Леты сладостной услышу я дыханье, —

Пещеры и луга, вам шлю мое посланье,

Вам, рощи темные родной страны моей:
Примите хладный прах под сень своих ветвей,
Меж вас найти приют — одно таю желанье.

И, может быть, сюда придет поэт иной,

И, сам влюбленный, здесь узнает жребий мой
И врежет в клен слова — печали дар мгновенный:

«Певец вандомских рощ здесь жил и погребен,

Отвергнутый, любил, страдал и умер он
Из-за жестоких глаз красавицы надменной».

* * *

В твоих объятьях даже смерть желанна!
Что честь и слава, что мне целый свет,
Когда моим томлениям в ответ
Душа твоя заговорит нежданно.

Пускай в разгроме вражеского стана

Герой, что Марсу бранный дал обет,
Своею грудью, алчущей побед,
Клинков испанских ищет неустанно,

Но, робкому, пусть рок назначит мне

Сто лет бесславной жизни в тишине
И смерть в твоих объятиях, Кассандра, —

И я клянусь: иль разум мой погас,

Иль этот жребий стоит даже вас,
Мощь Цезаря и слава Александра.

* * *