Мы карабкаемся обратно на борт «Кальмара», и я слышу голос морского радиста, доносящийся из репродуктора на палубе:
— Морское судно «Матанаска» вызывает рыболовецкое судно «Кальмар». Как слышите, прием?
Папа отвечает:
— Я виски-альфа-джульетта-восемь-четыре-восемь-пять-кальмар. Вы десятый?
— Роджер, десятый.
Папа переключается с шестнадцатого канала, по которому можно вызвать береговую охрану, на десятый. Я представляю, как половина судов, вышедших в море, тоже переключаются на десятый. Просмотр мыльных опер, которые показывают по телевизору днем, рыбаки заменяют тем, что подслушивают чужие разговоры по радиосвязи.
Лицо Сэма бледнеет на глазах, о нашей маленькой ссоре он явно забыл.
Я привязываю «Пеликана» к корме «Кальмара», и мы подходим к дверям рубки. Не думаю, что папа слышал, как мы вернулись.
— Так вот, вы спрашивали про мальчиков? Они сами сдались, — произносит скрипучий голос из глубин радиоточки. — В Принс-Руперте.
— Получается, они отправились домой? — спрашивает папа.
— Нет, их должны были передать властям, и это дело личного характера — кажется, какие-то домашние неурядицы.
— Как давно они себя обнаружили?
— Около полутора недель тому назад.
Все это время Сэм был с нами, и я вижу, что он тоже пытается сосчитать в уме.
— Куда их могли отправить?
— Кажется, в дело вмешались социальные службы, и их сейчас переправляют в Фэрбанкс. Мы просто просматривали журнал вызовов и увидели, что вы этим интересовались.
Сэм задерживает дыхание.
Я жду, что папа скажет что-нибудь о Сэме, но он просто качает головой и говорит, что ошибся: этих мальчиков он не знает.
— Спасибо за информацию. Виски-альфа-джульетта-восемь-четыре-восемь-пять-кальмар, конец связи.
У Сэма такой вид, будто его сейчас вырвет. Но когда папа вешает микрофон обратно на крючок, Сэм говорит твердым тоном:
— Хэнк никогда бы не сдался. Никогда.
Слово
Сэм открывает дверь рубки.
— Вы ничего не сказали обо мне, — говорит он моему отцу.
— Это не моя тайна, — отвечает папа, который совсем не удивился нашему появлению. — Я хотел сначала посоветоваться с тобой.
Папа смотрит в окно. Мама его бросила, потому что, по ее словам, он неспособен заботиться о людях, а умеет обращаться только с лодками и моторами и еще убивать животных. Но она не права. Я знаю, что перебрать мотор — задача намного легче, чем принять решение, от которого зависит человеческая судьба. И тут меня осеняет: папа делает все это для Сэма, потому что знает, Сэм мне небезразличен. Папа делает все это для меня.
— Хочешь поехать на север и найти братьев? — наконец спрашивает папа.
Сэм молча кивает.
— Тогда завтра мы будем в городе, — продолжает папа. — Ты хорошо потрудился, и тебе хватит денег на авиабилет.
Наступает очередная бесконечно долгая пауза, и я думаю, как я буду без Сэма. Когда папа снова заговаривает, я едва слышу его слова.
— Элис тоже нужно вернуться в Фэрбанкс, если она собирается пройти отбор в колледж. Вы сможете полететь вместе.
— Папа? — Но он все так же смотрит в окно, а не на меня. Я делаю несколько шагов и кладу руку ему на плечо. Его мокрый, гладкий и не слишком приятно пахнущий дождевик напоминает мне нос косатки. От папы пахнет солью и ветром, а еще такой большой любовью, которой я, возможно, и не заслуживаю. Он треплет мои волосы и говорит, будто обращаясь к океану:
— Нужно было просто спросить.
— Но как ты будешь рыбачить без меня? — шепчу я.
В рубке раздается громкий кашель дяди, сидящего на скамейке:
— От меня тоже есть кое-какой толк, — говорит он.
Я обнимаю папу за шею так крепко, что он едва может дышать. К такому он явно не был готов.
Глава двенадцатая. Долгожданная встреча. Хэнк
Помню, отец иногда говорил: «Ты можешь войти в жизнь другого человека, если просто станешь свидетелем того, что тебя касаться не должно». Я думаю о куриной хозяйке и о том, что она, возможно, единственная, кто знает, куда делся Сэм. Поэтому, как ни странно, она теперь связана с нами, хоть ничего нам и не сказала.
Может, то же самое произошло и с той беременной девушкой, которая выбежала из магазина: она смотрела на меня, и вдруг на моих глазах у нее будто земля ушла из-под ног. Может, я стал частью ее истории?
Изабель рассматривает вмятину на двери своего обожаемого «датсуна».
— Беременные иногда такие эмоциональные, — говорит она. — Не то чтобы я это знала по собственному опыту; так обычно про них говорят.
Изабель наклоняется и ключом соскребает немного зеленой краски с желтой двери своего автомобиля.
— Не думаю, что мы сможем поехать дальше. — Она безуспешно пытается захлопнуть погнутую дверь. — Хорошо, что мы пока в Канаде. Здесь ремонт обойдется дешевле. Вы же не против, если мы задержимся еще на день?