— Эй, Джинни, джентльмен проснулся — не видишь, что ли? Подай мистеру Снейпу его одежду, я ее немного привела в порядок.
Джинни, уже занявшая было свой обычный наблюдательный пост на подоконнике, нехотя слезла, подбрела к Снейпу и протянула ему аккуратно сложенную одежду, глядя на его голые ноги с полнейшим равнодушием. Невнятно поблагодарив, Снейп схватил свои брюки и принялся неловко натягивать их, чувствуя на себе смешливые взгляды мальчишек Уизли и от смущения еще больше путаясь в штанинах. Один из близнецов, с интересом наблюдавший за тем, как Снейп возится с брюками, сказал ему:
— Послушайте, мистер Снейп! Когда вы заплатите нам за смазку?
Снейп наконец справился с брюками и теперь завязывал галстук; услышав вопрос, он недоуменно посмотрел на близнецов.
— Прошу прощения, я не совсем понимаю…
— За смазку, — повторил один из близнецов, а второй добавил:
— Ага, Драко самую лучшую выбрал — доставленную прямиком из Парижа! — здесь справедливости ради следует заметить, что средство это изобретательные близнецы Уизли изготовляли сами — в том же мятом котелке, в котором подогревали себе еду.
Мистрис Уизли, растроганная необыкновенными талантами своих детей, заботливо подложила им еще почек.
— Вы уж заплатите, сэр, — поддержала она, — не обижайте моих мальчиков. Вчера вы так кроватью скрипели — насилу я уснула, а тут еще Сири из-за вас буянил, весь сон разогнал. А ведь мне с утра опять за работу. Джинни, ты что там, заснула, что ли? — крикнула она с наигранной сердитостью. — Бери корзину, я давно уже тебе собрала, — снеси белье господам. Да смотри, на обратном пути папаше на глаза не попадайся, а то деньги до дома не донесешь — отберет и пропьет опять. И в кого ты такая дуреха? Вон братец твой уже утренние газеты распродал и денежку маме принес, — мистрис Уизли от души ущипнула младшенького за толстую конопатую щеку и смачно поцеловала в огненно-рыжую макушку — тот, не останавливаясь, продолжал уплетать бараньи почки.
Снейп поспешно закончил свой туалет. Взяв свой саквояж, он направился к двери, оправдывая себя тем, что ему следует как можно скорее явиться в контору, — но в глубине души ему просто не терпелось покинуть этот дом, пропахший спиртным, щелоком и всем семейством Уизли. Он уже толкнул дверь, торопясь уйти прежде, чем проснется Драко — Снейпу совершенно не хотелось видеть юного Малфоя и разговаривать с ним после минувшей ночи. Впрочем, он был бы рад и вовсе забыть о том, что произошло, но мистрис Уизли, вдруг оказавшись у двери, не преминула ему напомнить:
— Вы уж отдайте моим ребяткам, что им причитается, сэр, — сказала она, загородив собою дверь. — Смазка-то денег стоит. Опять же, постель придется с щелоком перестирать — вы ж ее ночью всю обгадили.
На Снейпа накатил новый приступ головной боли и стыда. Он поискал в карманах, но денег там не оказалось — должно быть, мистрис Уизли и в самом деле хорошо почистила его одежду; теперь же кроткая женщина смотрела на Снейпа ясными карими глазами и простодушно протягивала руку.
— Сегодня я должен получить жалованье в своей конторе, — пробормотал Снейп. — Я вернусь и заплачу вам.
Он распахнул дверь. После влажной духоты дома пронзительно-холодный воздух ошеломил его — едва сделав вдох, Снейп закашлялся и после долго не мог отдышаться; мышцы живота свело от кашля. Залитая солнечным светом Ноктюрн-аллея лежала перед ним в своей безобразной наготе, и солнце отражалось в подмерзших лужах нечистот. Поплотнее запахнув сюртук, Снейп побрел вперед, почти не отдавая себе отчета в том, что делает. Он чувствовал, как холодный ветер, дующий через всю аллею, обдает лицо, морозит нос, подбирается к телу сквозь прорехи в одежде. Снейп сунул руку в карман, отыскивая платок, чтобы высморкаться — но карман оказался пуст. От солнечного света болели глаза. Добравшись лишь до середины аллеи, Снейп совсем выбился из сил; ему мнилось, что он топчется на месте, что он увяз в Ноктюрн-аллее, как в топкой трясине, и уже никогда отсюда не выберется. Придерживаясь за стену он остановился. Глаза застилала серая пелена, словно ясный день подернулся туманом, и Снейп не мог разглядеть даже неровные камни мостовой под ногами. В ушах стоял беспрестанный гул. Откуда-то доносилось нестройное пение — Снейп не знал, поют ли это в трактире или ему всего лишь чудится, но через некоторое время начал различать слова. Он стоял у стены и зачем-то вслушивался в них, и песня эта эхом отдавалась в его голове, заполненной мороком болезни: «В эту пятницу утром… неслись мы вперед… оставляя маяк вдалеке… Видим: следом за нами русалка плывет…»