Запиханка из всего

– … И вот мы штурмуем Чернигов. Забрасываем кошки, по веревкам на стену. А правила игры такие, что если кошка зацепилась, ни ее, ни веревку уже не трожь. Влезет боец на стену – там уже сражайтесь. А стены штурмовые, ты же правила читал, не выше двух метров. Ну и вот, Винни закидывает кошку, подергал – зацепилась. Пошел – а кошка выломила кусок бревна, и Винни метров с полутора на землю хрясь! Битва стоп, все сбегаются. Напряженная тишина. И такой голос из толпы: “Винни! Ты не ушибся?”

Новичок недоверчиво сощурился:

– И со спиной у него теперь все нормально?

– Ну, во-первых, он же в доспехе шел. Во-вторых, медицина у нас не девятого века.

После рассказа Сергей присматривался к Винни на тренировках – пухлый не пропустил ни одной – но даже малейших признаков больной спины не заметил. Сергей видел в интернате – да и на медицине рассказывали – что сильные удары бесследно не проходят; но пока что Винни двигался вполне бодро. Вот и сейчас: глянул в зал, распорядился тащить столы, одной рукой вынул из-под крышки тяжелый проектор… Какое же имя он сам выбрал?

– Винни, а на стройку ты пошел, чтобы потом писать реалистично? Ну, как в жизни?

Винни оглядел помещение: литературный кружок деловито раскладывал планшеты. Девочки уже хихикали над новыми рисунками Одержимого. У стены Клей и Абдулла, так и этак помавая вокруг себя блестящими ятаганами, степенно выясняли, могла ли написанная боевая сцена произойти на самом деле.

- “Реализм – это как в жизни" – плохое определение, школьное, – сказал Винни. – Литературные направления определяются по героям. В классицизме все герои четко делятся на правильных и неправильных, не бывает половинчатых или там: “нашим и вашим”. Правильные выражают мысли и идеи автора, неправильные им противостоят. Вот у Круза, “Люди Великой Реки”, четко свои – и не свои.

– А я думал, классицизм это про древних греков. Ну, где колонны и кариатиды.

Винни понимающе кивнул и продолжил:

– Сентиментализм – герои всю книгу демонстрируют свой тонкий и возвышенный внутренний мир. Типа, душу наизнанку.

– Э! А это не романтизм?

– Вот как раз нет. Романтизм – герой-одиночка противостоит всему миру. “Темная Башня” Кинга, к примеру, романтизм. Гордый одинокий Стрелок против мира. Или взять почти любой нуар-детектив, где одинокий частный сыщик против продажных копов, тупых обывателей и коварных корпораций.

– А это как раз не реализм?

– Реализм – герой изображается как продукт среды. Это ключевой признак. А еще герой обязательно изображается в развитии. Причем не факт, что к лучшему. И третье – героев нельзя однозначно разделить на положительных и отрицательных, у каждого своя правда. В этом особенно Миядзаки хорош. Не делает ни полных мудаков, ни чисто-белых паладильников. Поэтому, – Винни подмигнул, – фэнтези-реализм таки возможен.

– Винни, можно еще вопрос? А почему литература? Ты же боец только чуть хуже Марка. И уж точно не хуже всех остальных.

Винни даже замолчал минуты на три, шевеля длинными пальцами с чистыми аккуратными ногтями. Его кружок собрался поближе, тоже в напряженном ожидании ответа. Наконец, Винни сказал:

– Однажды я нашел такие строчки, что напрочь офигел. “Что за судами я правил – гниль и на щели щель. Как мне приказано, я их топил или сажал на мель”… ну и дальше описана такая, знаешь, судьба человека, прямо за душу берет. Стал искать. Оказался Киплинг. А он жил больше ста лет назад. Не то что интернета, самолетов не придумали. Двух войн еще не случилось. А он уже писал: “Серые глаза – рассвет”. Найди, не пожалеешь. И я подумал: уже тогда люди чувствовали. Беспокоились. Искали верное слово… Как бы объяснить? Ну вот Бродский. Один из шести нобелевских лауреатов, писавших на русском.

– А! – Змей презрительно махнул рукой. – Сейчас нобелевка чисто политический инструмент.

– Я тоже так думал, – Винни поглядел на своих:

– Что мы потрошили на прошлом занятии?

– Фокал.

– Точка зрения!

– От чьего лица подавать сцену. Важно!

Винни кивнул:

– Еще бы не важно. Ну, вот из Бродского тебе:

"В деревянных вещах замерзая в поле,
по прохожим себя узнают дома”

– Вот представь, как точка зрения мечется. По прохожим себя узнают дома! Это как человек узнавал бы себя по тем, кто с ним заговорил. Вот поэт, вот образ!

– Вот заворот мозга, – пробурчал недовольный Змей, но Винни не обратил внимания:

– Или еще фраза: “Из забывших меня можно составить город”.

Сергей честно попробовал представить. Город… Ну пусть райцентр. Тысяч двести. Это только забывших – а всех?

– Емко. Пожалуй что.

– А знаешь что тут неправильно?

– У нобелевского лауреата – и неправильно?

– Два слова подряд начинаются с одной буквы, – прогудел Абдулла. – Я читал где-то в статье, это считается не блестяще. Вот если нет ни единой такой пары на весь текст – о, тогда ты мастер!

– Это не правило, это херня, – уверенно приговорил Сергей, – если за образом я этого даже не заметил!