Записки. 1917–1955

К этому времени относится и распадение этого приходского совета из-за издания перевода книги «Правда о православной церкви в России». Отец Димитрий поручил столковаться по этому вопросу с издательством «Calvino» в Рио Солодовникову, который в силу данной ему доверенности и продал авторские права перевода не то за 4, не то за 5 тысяч крузейров, но сумму эту не сдал приходу, а взял себе, как вознаграждение его дочери за сделанный перевод. По существу вознаградить ее было справедливо, и сумма, выплаченная ей по существовавшим тогда ценам, не была велика, но способ действий Солодовникова, распорядившегося без ведома приходского совета, был в лучшем случае странным, и совет после этого распался.

В течение января 1944 г. положение Комитета значительно улучшилось. Как раз в это время была обнаружена крупная растрата, что-то около миллиона крузейров — сумм, назначенных на секретные расходы политической полиции — ее казначеем, который и застрелился. Какая была в этом роль Виейро де Мелло, опубликовано не было, но, во всяком случае, он оставил свой пост и заменил его на несколько месяцев один из делегатов Сан-Паульской полиции Гонзага. Узнал я, что он в хороших отношениях с Киевским уроженцем архитектором Родером и вместе с последним я отправился к нему. Прием был совсем иной, чем у Виейро, всё, о чем я просил, было разрешено и, в частности, Гонзага снял запрещение с помещения в газетах сообщений о работе нашего Комитета и об устраиваемых им вечерах, изданное при Виейра де Мелло.

Не буду описывать деталей организации фестиваля. Кроме паритарной комиссии, обсуждавшей более крупные вопросы, была большая организационная комиссия, в которой принимали участие все желающие. Спорным был вопрос о казначее фестиваля: Черчиллевцы непременно хотели, чтобы им был единолично Косой и, хотя мы против него лично не возражали, но настаивали, чтобы был в казначейской части и наш представитель. В конце концов, мы уступили; настойчивость Черчиллевцев тогда нам была непонятна, но потом выяснилось, что, публикуя свой денежный отчет, они приписали себе всю часть устройства фестиваля. Этот период подготовки вечера был лично для меня не только утомительным, но и крайне неприятным, ибо постоянно происходили мелкие стычки с руководителями Черчиллевского Комитета. В то время у нас существовало мнение, что у них есть большой опыт по устройству таких вечеров, (чего в действительности не было) и мы им часто уступали, как потом выяснилось, не раз зря.

В результате этих столкновений вся масса евреев оказалась, однако, на нашей стороне, и мы проработали с ними затем три года, до самого закрытия Комитета без всяких недоразумений. Черчиллевский же Комитет почти сряду перестал существовать, и о его руководителях в общественной жизни больше не говорили.

Организационная комиссия собиралась в Скандинавском клубе и на ее заседаниях бывало человек по 40. С нашей стороны все больше выделялась Марина и своей энергией, и толковостью, а вместе с тем и умением ладить с людьми; за все время работы Комитета у нее было только одно маленькое недоразумение, да и то на почве неточно понятой ее фразы; мне приходилось только иногда удерживать ее пыл.

Фестиваль был устроен 18-го марта в помещении «Ginasio», стадиума в Пакаэмбу, и по единодушному отзыву печати явился событием. Утверждали, что такого фестиваля еще никогда в Бразилии и в Южной Америке не было. Прошел он во всех отношениях блестяще: была артистическая программа, для такого вечера удачная, с русским и цыганским хорами и танцами и затем бал. Помещение «Ginasio» (крытого зала для спортивных состязаний) могло по полицейским правилам вмещать до 5000 человек, а около 9 ½ часов старший из нескольких бывших на празднике делегатов сказал мне, что уже набралось, вероятно, не меньше 8000 человек, и что лучше бы было прекратить дальнейший допуск публики. Это сделано, однако, не было, и в конце праздника счетчик при входе отметил около 11 500 прошедших через него. Публика на празднике была самая разнообразная — были на нем представители самого крупного капитала, был принц Педро, но конечно, главным образом, представители народных масс, шедшие показать свою симпатию Советской России. Потом мне стало известно, что этот праздник своим успехом напугал одинаково и власти, и имущие классы, которые никак не предполагали, что престиж советской власти в массах столь велик.