Записки арбатской старухи

А сама защита диссертации получилась интересной. Моими оппонентами были люди с известными именами, которые умели эффектно выступать и поддержать дискуссию. Это позволило и мне проявить свое умение защищать свои позиции и разбивать чужие. В результате все остались довольны и отправились банкетировать. С банкетом были большие проблемы. В тот момент выпивки по случаю защиты диссертаций были строго запрещены (очередной раунд борьбы с алкоголизмом): если в ВАКе будет известно, что после защиты диссертант пил с оппонентами, то диссертацию не будут рассматривать. В ресторанах не принимали заказы на такие банкеты, а, если говорили, что это юбилей, то требовали паспорт. Так что мы все приготовили в лаборатории. Гости поднимались туда маленькими группами по разным лестницам, чтобы не привлекать внимания; когда все собрались, двери закрыли изнутри, шампанское пили из лабораторных колбочек, «ура» кричали шепотом. Все это был секрет Полишинеля, но подпольный аромат празднества придавал веселья.

С защитой связан еще один эпизод, о котором стоит упомянуть. Мой коллега старшего поколения — П. М. Рафес, очень милый и образованный человек, написал мне отзыв. Отзыв был очень хороший, но автор затронул в нем один частный вопрос, который неправильно трактовал как биологическое явление (речь шла о прижизненных выделениях беспозвоночных животных). Это был хороший повод для меня показать свою эрудицию и красноречие. Но М. С. Гиляров просил меня не обсуждать этот момент. Он говорил, что у П. М. был временный заскок, он не может не знать сути этого вопроса и будет очень расстроен, если я прилюдно укажу ему его ошибку. Накануне защиты я спросила шефа, каковы будут последние рекомендации. Он крикнул, чтобы я надела замшевую перчатку на свой змеиный язык. Я поняла, что он переживает, и выполнила эту просьбу, решив, что потом поговорю с П. М. наедине. Но дня через два после защиты он сам позвонил мне и сказал, что, когда читали его отзыв во время защиты, Гиляров сказал ему на ухо: «Ты — старый дурак». Дальше он продолжал: «Я перечитал свой отзыв и понял, что я — действительно — старый дурак, и благодарю Вас за то, что Вы промолчали. Но я приду на первый же коллоквиум Вашей лаборатории и объявлю о своей ошибке». Я говорила, что это — частный вопрос и лишь 2–3 человека из присутствовавших могли им интересоваться. Но П. М. считал, что его научная честь не позволяет промолчать, и выполнил свое намерение.

Вообще непросто отказаться ученому от своей трактовки тех или иных фактов, когда новый материал разбивает построенную им гипотезу. Как раз такие казусы случаются в нашей области, когда мы имеем дело с неисчерпаемым разнообразием форм. Одних только описанных в литературе видов насекомых больше миллиона, что говорить о новых, еще неописанных. Я пыталась вспоминать случаи признания своих ошибок и насчитала всего три (известных мне) из моей области исследований. Первый, исторический эпизод — отношения между И. Мечниковым и А. Ковалевским. Оба они работали на Неаполитанской биологической станции и принципиально разошлись во мнении по поводу происхождения одной морфологической структуры у морских беспозвоночных. Они перестали здороваться друг с другом и переходили при встрече на другую сторону улицы. Но, получив и изучив новый материал, Мечников пишет Ковалевскому, что не может лечь спать, чтобы не написать, что он был неправ, а Ковалевский — прав, и он признает свою ошибку. Они продолжали не кланяться, но истина была установлена, и письмо это сохранилась в архивах. Второй случай касается очень уважаемого мною классика в области морфологии и филогении насекомых англичанина Снодграсса (Snodgrass), который занимался происхождением насекомых. В своей последней из 6 книг он написал, что читатель найдет несоответствие тому, что он утверждал ранее, и он не будет оправдываться, а просто приведет доказательства своей новой концепции на основе нового изученного материала. Третьим был наш зоолог, известный филогенетик проф. Д. М. Федотов, который в предисловии к своей монографии написал, что ошибался в трактовке происхождения одной группы червей и здесь исправляет свою ошибку. Со стороны может быть смешно, что копья ломаются из-за мало кому известных организмов, но ведь речь идет об истории жизни.

После защиты диссертации я продолжала свою жизнь в прежнем темпе — с чередованием экспедиционных поездок, экспериментальной работы и участия в конференциях разного ранга.