Записки «черного полковника»

Я вернулся в отель, закрылся в своем номере и никак не мог освободиться от чувства неудовлетворенности встречей с Фишером. В конце концов, чтобы избавиться от этого ощущения, я принял душ и лег спать, помня, что утро вечера мудренее, и завтра наверняка я пойму причины столь непонятного поведения будущего источника информации.

И хотя я был утомлен, спал, как всегда за кордоном, вполглаза.

Щелчок с оконное стекло я услышал сразу.

Некоторое время я лежал в постели с открытыми глазами, пока не услышал второй щелчок по оконному стеклу. Кто-то бросал камешки в мое окно на втором этаже.

Я вскочил с кровати и подошел к окну. Внизу стоял мужчина в пиджаке и шляпе. Он развел руками. Я понял его и открыл окно.

– Тебе привет от дяди Жени, – сказал он. – Спускайся сюда по простыне.

Когда тебе предают привет от дяди Жени, все, что следует потом, можно считать исходящим из уст самого дяди Жени.

Я мгновенно оделся, связал между собой две простыни, прикрепил один конец этой связки к раме и стал спускаться вниз. Разумеется, этой длины мне не хватило и пришлось прыгать. Но расстояние было небольшое, и лишнего шума я не наделал. Мы прошли по гостиничному садику, перепрыгнули через забор. Там нас ждал автомобиль, в который мы сели и поехали по ночным улицам Бад-Зальцунгена.

И я, и водитель, и мужчина в шляпе молчали до тех пор, пока не выехали из города.

Когда огни Бад-Зальцунгена исчезли из вида, незнакомец в шляпе сказал:

– Приятно все-таки работать в Германии. В Союзе тебя бы арестовали ночью в гостинице. Но в отличие от спецслужб их телевизионщики ночами не работают.

– А при чем здесь телевизионщики? – спросил я.

– Потому что в вестибюле тебя пасли и ждали утра, чтобы не только арестовать, но и снять все это на телекамеру.

– Так я мог стал телезвездой?

– Боюсь, что ты ей уже стал, – ответил мужчина в шляпе. – Все подробности потом, когда вернемся в Карлхорст.

Перед погранпереходом с Восточной Германией он протянул мне мои новые документы.

– Изучи, пока подъезжаем, чтобы не ошибиться при проверке.

Я открыл паспорт, оттуда на меня смотрела моя фотография, но с другими установочными данными.

Когда мы приехали в Карлхорст, было уже утро. Мой спасатель связался со своим руководством, и передал мне распоряжение дяди Жени: отдыхать до завтрашнего дня.

Я пришел домой. Жена только что встала с постели.

– Приготовить тебе завтрак? – спросила она.

– Нет, – ответил я, – мне надо сначала выспаться.

Я уже натягивал на себя одеяло, когда она сказала:

– Спи, – а потом добавила: – А мы вчера у соседей смотрели телевизор, Западную Германию

– Ну и что? – уже засыпая, спросил я.

– Там тебя показывали, ты кого-то вербовал.

Сон у меня как рукой сняло, я попросил жену приготовить мне кофе, выпил его, позавтракал, но усталость все же сказалась, и я лег-таки спать, понимая, что завтра мне предстоит трудный день. Что делать: у победы тысяча отцов, поражение – всегда сирота.

Корбалевич

Вернувшись в свой кабинет после встречи с Ухналевым и Виктором Сергеевичем, Корбалевич сел за стол и вытащил из «файлика» рукопись.

Лет пять назад, когда он только что стал начальником отдела, а Б.Н. уже давно был пенсионером, Корбалевич стал уговаривать его написать мемуары.

Б.Н. долго думал, а потом сказал:

– Леня, я не секретарь ЦК, чтобы писать мемуары. Давай я напишу записки. О том, как мы работали в послевоенные годы за кордоном.

На том и сошлись. Однако сколько ни встречались они на двадцатое декабря в стенах их оперативной альма-матер, Б.Н. разводил руками, мол, еще не приступил. Потом он умер.

И вдруг жена Б.Н. звонит Леониду и говорит, что, разбирая бумаги мужа, нашла конверт, на котором была надпись: передать Корбалевичу Л.А.

Так рукопись Б.Н. попала к нему.

Корбалевич посмотрел на первый ее лист: «Карлхорст, – значилось там, – 1956 год».

Он пожалел, что не захватил рукопись с собой на квартиру Ухналева. Ухналев мог бы уже сейчас ее читать. Ну да ладно, скорее всего, это не последняя их встреча. Старики настроены решительно, и они с тропы войны не сойдут.

А что делать ему? Можно, конечно, сходить к начупру с заявлением Расима Сатыпова, но делать этого сейчас не надо. Могут возникнуть многие вопросы, на которые у него нет ответа. Значит, как всегда обычный путь – изучаем оперативную обстановку, а потом уже идем к начальству. Причем к начальству идем не за решением, которое оно должно принять, а с готовым вариантом решения, а то и двумя.

Корбалевич набрал номер оперативной связи и пригласил к себе молодого сотрудника по фамилии Михно.

– Петро, – сказал он ему, – как обстановка вокруг посольств?

– Пока все в норме, активность типичная для лета.

– Скажи-ка мне, пожалуйста, а почему посольство некоей Каморканы значится у нас представительством. Это что, попытка спрятаться за статус представительства, чтобы не попасть в поле зрения контрразведки?