Записки еврея

Въ одинъ вечеръ, когда нашъ квартетъ, въ отведенной для нашихъ музыкальныхъ упражненій особенной комнат?, наигрывалъ какіе-то вальсы, мазурки, экосезы и казачки, мы услышали въ смежной комнат? топотъ пляшущихъ, подъ тактъ нашей музыки, людей. Сначала мы не обращали на это особеннаго вниманія и продолжали наше д?ло. Но топотъ и дикія выкрикиванія черезъ н?которое время усилились до того, что покрывали собою нашъ оркестръ и оглушали насъ. Продолжать не было возможности. Мы прекратили нашъ концертъ.

— Конечно, обратился я къ своимъ товарищамъ — больше мы зд?сь играть не будемъ до т?хъ поръ, пока рекруты не уйдутъ изъ города.

Вс? согласились со мною. Мы спрятали инструменты и собрались уже разойтись по домамъ, какъ вдругъ въ комнату ворвалась ц?лая четверка молодыхъ парней, сопровождаемыхъ моей подобострастной тещей. Молодцы были мертвецки пьяны, еле держась на ногахъ.

— Музыка, грай! Штроментъ побью! крикнулъ одинъ, подскочивъ къ испуганному віолончелисту и размахнувшись объемистымъ кулакомъ, съ видимымъ нам?реніемъ исполнить свою угрозу.

— Грай, кажу тобі, зарев?лъ другой — грай! Гроші дамъ. До черта маю, похвасталъ онъ, ударяя но своему карману и звеня серебряными рублями.

— Сруликъ! неужели вы больше играть не будете? приступила ко мн? теща съ умоляющимъ видомъ.

— Помилуйте! предъ этими пьяницами заставляете вы меня играть?

Лицо тещи побл?дн?ло отъ злости. Она устремила на меня ядовитый взоръ.

— Прошу покорно, какая фанаберія! прошип?ла она. — Мн?, несчастной, прилично возиться съ этими пьяницами, а ему — н?тъ! Когда онъ набиваетъ свой желудокъ, онъ, небось, не задается вопросомъ: откуда что берется, какими кровавыми трудами, какими униженіями теща пріобр?таетъ средства къ прокормленію ц?лой семьи. На что ломать себ? голову надъ подобными мелкими вопросами! Онъ себ? читаетъ, да почитываетъ, да живетъ въ свое удовольствіе. А теща? Ну, да чортъ ее побери, пусть изъ кожи л?зетъ, пусть…

Теща зарыдала такъ, что у меня сердце дрогнуло въ груди.

«Она — права», подумалъ я, и съ азартомъ бросился къ скрипк?. Товарищи не отстали. Я самъ изумлялся т?мъ б?шено-раздирательнымъ звукамъ, которые издавала моя слабогрудая скрипица. Звуки эти магнетически под?йствовали какъ на моихъ сотоварищей, такъ и на охотниковъ-рекрутъ, закрутившихся въ неистовой пляск?, подъ забиравшую до глубины сердца, комаринскую. Лицо тещи прояснилось. Хотя на ея р?сницахъ и вис?ли еще прозрачныя капли слезъ, но то были уже дождевыя капли, повисшія на листьяхъ, озаренныя яснымъ солнцемъ, посл? утихшей л?тней грозы. Когда же расходившіеся гуляки потребовали на радостяхъ шипучки (донское вино въ бутылкахъ) и когда это импровизированное шампанское полилось, въ буквальномъ смысл?, ручьями по полу, то моя теща окончательно оживилась и съ благодарностью посмотр?ла на меня, виновника неожиданной выручки.

Я усталъ, и вознам?рился спрятать мою скрипку.

— Н?тъ, врешь, крикнулъ одинъ изъ забіякъ: — взялся за гужь, не говори, что не дюжъ. Валяй! Вотъ теб?!

Онъ швырнулъ серебряный рубль къ моимъ ногамъ. Другіе охотники сд?лали то же.

— Берите, сказалъ я тещ?, самодовольно и гордо. — Деньги вамъ принадлежатъ.

— Милый! н?жно произнесла теща и собрала деньги въ свой передникъ.

Если я продолжалъ увеселять охотниковъ-рекрутъ своей музыкой, то д?лалъ это только въ угожденіе тещ?, изъ страха семейныхъ ссоръ, изъ любви въ собственному я. Притомъ я заинтересовался отношеніями охотниковъ въ нанимателямъ, въ особенности между евреями.

Евреи, пожелавшіе поставить за себя или за свое семейство охотника, должны были, до закону, отыскать охотника, непрем?нно еврея, изъ того-же самаго сословія, къ которому наниматель самъ принадлежалъ, и непрем?нно приписаннаго къ томуже самому обществу. Еврей-охотникъ глубоко сознавалъ тотъ шагъ, на который онъ р?шался, и горькія посл?дствія этого шага; но, отп?тый воръ, пьяница, пресл?дуемый и изгоняемый своимъ обществомъ, онъ со злобою въ сердц? вид?лъ одинъ исходъ изъ своего отчаяннаго положенія — продаться въ рекруты. Этотъ исходъ онъ считалъ, однакожъ, вынужденнымъ, насильственнымъ, а потому и относился враждебно не только къ нанявшему его, но, и къ обществу, толкавшему его въ эту пропасть. Сверхъ того, онъ сознавалъ свое исключительное наложеніе и ц?нилъ свою особу очень высоко. Еврейскій охотникъ получалъ въ десять разъ бол?е, ч?мъ русскій, и въ сто разъ бол?е капризничалъ и изд?вался надъ безропотнымъ, покорнымъ нанимателемъ.