Читаем Записки еврея полностью

Лена беззаст?нчиво попросила меня с?сть на снопахъ возл? себя. Вс? ус?лись, см?ясь и шутя вокругъ м?днаго кофейника, блиставшаго на солнц?; Лена ловко разлила кофе въ стаканы, нар?зала большіе ломти ржанаго хл?ба и намазала ихъ толстымъ слоемъ масла….

Не сказавъ еще ни одного слова съ гостепріимными хозяевами, я чувствовалъ себя уже какъ дома; такое радушіе, простота и довольствіе были разлиты кругомъ этихъ простыхъ, добрыхъ людей.

Во время безмолвнаго завтрака, я им?лъ время присмотр?ться къ моимъ новымъ знакомымъ. Старикъ Якобъ им?лъ типичное, южное лицо. Изъ-за густыхъ с?дыхъ бровей умно смотр?ла пара большихъ, еще довольно молодыхъ, черныхъ какъ смоль глазъ. Тонкій, н?сколько горбатый и крючковатый носъ, узкій, но высокій, выпуклый лобъ, тонкія губы, впалыя щеки и р?зкія черты лица вообще, сразу выдавали тайну его національнаго происхожденія. Я говорю тайну потому, что судя по его широкимъ плечамъ, выпуклой груди, мускулистымъ и мозолистымъ рукамъ, по отсутствію пейсиковъ, ермолки и вообще, по сельскому н?мецкому платью, его нельзя было принять сразу за еврея. Дочь его, Лена, была в?рная копія отца. Но, какъ всегда бываетъ съ женскими лицами, лицо дочери носило отпечатокъ чего-то бол?е мягкаго и н?жнаго. Лена, въ строгомъ смысл? слова, была далеко не хороша; но за то складъ лица, глаза, р?шительность манеръ и голоса обнаруживали силу, умъ, сознаніе независимости, пріятно поразившіе меня въ еврейской женщин?. Третій членъ семьи, Анзельмъ, загор?лый, полнощекій блондинъ, ни въ какомъ отношеніи не былъ похожъ на отца и сестру, и не им?лъ въ себ? ничего еврейскаго по типу, покрою платья и манерамъ. Съ виду, это былъ истый, н?сколько туповатый н?мчикъ.

Вся семья съ большимъ трудомъ объяснялась порусски, но вполн? влад?ла н?мецкимъ языкомъ. Понимая н?сколько, какъ и всякій еврей, н?мецкій языкъ, я на ихъ отв?ты конфузливо отв?чалъ на еврейскомъ жаргон?.

— Не ст?сняйтесь, молодой челов?къ, ободрилъ меня любезный старикъ, зам?тивъ нер?шительность моихъ отв?товъ. — Мы, живя съ этими (онъ указалъ пальцемъ на видн?вшуюся издали еврейскую колонію), научились уже понимать ихъ странное нар?чіе.

Редлихеръ, насытившись и закуривъ сигару, объяснилъ старику подробно, кто я, съ какой ц?лью прі?халъ къ нему и что именно мы зат?ваемъ.

— Alter, какъ ты думаешь, будетъ ли прокъ изъ этого, а?

Старикъ пожалъ плечами.

— Я долженъ кое о чемъ поразспросить этого молодаго челов?ка прежде, ч?мъ выражу свое мн?ніе. Теперь минуты дороги, работать сп?шимъ. Останьтесь погостить у насъ, если вы им?ете время. Мы короче познакомимся и потолкуемъ.

Я охотно согласился остаться. Редлихеръ, у?зжая, наговорилъ кучу любезностей хозяевамъ, и дружески пожалъ имъ руки.

— Пока мы займемся работой, что же вы станете д?лать? спросилъ меня, улыбаясь, старикъ.

— Ес-ти вы позволите, я попробую вамъ помогать, насколько хватитъ силъ и ум?нья.

— Вся сила и все ум?ніе заключается въ любви къ труду. Трудъ даетъ и силу, и снаровку къ работ?.

— Не хотите ли помогать мн?? спросила см?ясь Лена. — Я, слабая женщина, сама не управлюсь, а папа и братъ и безъ помощниковъ обойдутся.

— Охотно, если у васъ хватитъ терп?нія не см?яться надъ моей неловкостью.

— Ну, за это не ручаюсь.

Однако, посл? перваго толковаго ея наставленія, я началъ приносить маленькую пользу и заслужилъ похвалу. Отецъ и братъ Лены работали въ разныхъ пунктахъ, переговариваясь крикливо между собою. Лена о каждомъ моемъ усп?х? рапортовала то отцу, то брату. Въ ея обращеніи со мною было столько простоты и добродушія, что невинныя насм?шки не только не раздражали моего самолюбія, но напротивъ какъ бы служили доказательствомъ ея вниманія. Это вниманіе подстрекло мое усердіе до того, что, проработавъ серпомъ около трехъ часовъ, я не могъ разогнуть спины отъ боли въ поясниц?.

— Однако, другъ мой, вы слишкомъ усердно принялись сразу за работу, зам?тилъ приблизившійся къ намъ старикъ. — Этакъ далеко не у?дете. Горячія лошади скоро пристаютъ. Баста, Лена, обратился онъ къ дочери. — Солнце на зенит?, работать теперь уже неудобно. По?демъ домой.

Анзельмъ запрягъ между т?мъ пару вороныхъ лошадокъ въ н?мецкій фургонъ. Мы отправились.

Дорогой старикъ выпытывалъ у меня о томъ ощущеніи, которое я вынесъ изъ перваго моего урока, а Лена, весело см?ясь, осматривала и ощупывала мои загор?вшія руки, слегка замозолившіяся.

Перейти на страницу:

Похожие книги

14-я танковая дивизия. 1940-1945
14-я танковая дивизия. 1940-1945

История 14-й танковой дивизии вермахта написана ее ветераном Рольфом Грамсом, бывшим командиром 64-го мотоциклетного батальона, входившего в состав дивизии.14-я танковая дивизия была сформирована в Дрездене 15 августа 1940 г. Боевое крещение получила во время похода в Югославию в апреле 1941 г. Затем она была переброшена в Польшу и участвовала во вторжении в Советский Союз. Дивизия с боями прошла от Буга до Дона, завершив кампанию 1941 г. на рубежах знаменитого Миус-фронта. В 1942 г. 14-я танковая дивизия приняла активное участие в летнем наступлении вермахта на южном участке Восточного фронта и в Сталинградской битве. В составе 51-го армейского корпуса 6-й армии она вела ожесточенные бои в Сталинграде, попала в окружение и в январе 1943 г. прекратила свое существование вместе со всеми войсками фельдмаршала Паулюса. Командир 14-й танковой дивизии генерал-майор Латтман и большинство его подчиненных попали в плен.Летом 1943 г. во Франции дивизия была сформирована вторично. В нее были включены и те подразделения «старой» 14-й танковой дивизии, которые сумели избежать гибели в Сталинградском котле. Соединение вскоре снова перебросили на Украину, где оно вело бои в районе Кривого Рога, Кировограда и Черкасс. Неся тяжелые потери, дивизия отступила в Молдавию, а затем в Румынию. Последовательно вырвавшись из нескольких советских котлов, летом 1944 г. дивизия была переброшена в Курляндию на помощь группе армий «Север». Она приняла самое активное участие во всех шести Курляндских сражениях, получив заслуженное прозвище «Курляндская пожарная команда». Весной 1945 г. некоторые подразделения дивизии были эвакуированы морем в Германию, но главные ее силы попали в советский плен. На этом закончилась история одной из наиболее боеспособных танковых дивизий вермахта.Книга основана на широком документальном материале и воспоминаниях бывших сослуживцев автора.

Рольф Грамс

Биографии и Мемуары / Военная история / Образование и наука / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное