Записки еврея

Я полюбилъ деревню отъ всего сердца. Я забросилъ свое городское платье и од?лся подеревенски, несмотря на вс? протесты моей жены и родителей. Разъ?зжалъ я безъ кучера, научился вс?мъ деревенскимъ пріемамъ, ?здилъ верхомъ, на неос?дланной лошади, десятки верстъ тащилъ на собственныхъ плечахъ тяжести. Мои мускулы съ каждымъ днемъ кр?пли больше и больше, я наслаждался своей физической силой и почти гордился ею. По м?р? возрастанія этой силы и укр?пленія моего здоровья, уменьшалась и моя привитая воспитаніемъ трусость. Я чувствовалъ себя въ силахъ вступить въ борьбу, не опасаясь быть раздавленнымъ сразу.

Я былъ польщенъ и въ другомъ отношеніи. Какъ ни подозрительно относились ко мн? мужички сначала, они, все-таки, въ посл?дствіи, начали уважать меня. Они уб?дились, что я ихъ не обижаю, не обираю и не обсчитываю. Дов?ріе ихъ дошло наконецъ до того, что при расчетахъ они перестали пускаться со мною въ подробности.

— Да ты, братъ, посмотри въ книгу и скажи, сколько тамъ сл?дуетъ. Нечего разсказывать. Ты у насъ челов?къ аккуратный, не обманешь.

Нер?дко, случалось, что знакомые мужички, не сладивъ въ какомъ-нибудь д?л? или разсчет?, выбирали меня почетнымъ менторомъ. Въ такихъ случаяхъ, мои р?шенія исполнялись об?ими сторонами безпрекословно.

Одного только мужички не могли простить ни мн?, ни попу, это-то, что мы гнушались ильновать.

— Что это за попъ и что это за шинкарь такой? Чарки отъ нихъ никогда не увидишь.

Ильнованіе, въ Малороссіи и Новороссіи, заключается въ томъ, что шинкари, крамари, чины сельской полицейской власти и даже священники, въ воскресные или праздничные дни, отправляются на домъ къ деревенскимъ жителямъ съ запасомъ водки, которою угощаютъ вс?хъ членовъ семьи. Въ награду за подобное вниманіе, всякій выпившій обязанъ сд?лать подарокъ щедрому гостю. Кто подаритъ м?шечекъ пшенички, кто ржи, кто проса, кто курицу, кто яичко. Ильнующій, израсходовавъ боченокъ водки впродолженіи дня, возвращается къ вечеру съ полнонагруженной разнымъ добромъ телегою. Безсов?стная эта эксплуатація обратилась въ такой незыблемый обычай, что неильнующіе считаются гордецами, людьми невнимательными.

Торговля по лавк? пошла у меня тоже лучше прежняго. Я отправился на большую ярмарку и накупилъ св?жаго товара изъ первыхъ рукъ, на значительную сумму, частью на наличныя деньги, а частью въ кредитъ. Мой «крамъ» прославился въ околодк?; на?зжали изъ близкихъ и дальнихъ деревень чтобы отдать честь моей лавк?. При чемъ, очень часто обнаруживалась моя неопытность. При покупк? бумажныхъ матерій или платковъ, я руководствовался собственнымъ вкусомъ, выбиралъ цв?та пон?жн?е, на д?л? же оказывалось, что я накупилъ негодное.

— Да что ты мн? суешь? возмутится бывало деревенская красавица или сельской парубокъ-левъ. — Ты подай такое, что-бы изъ далека видно было.

Что-бы сбыть негодный товаръ, я началъ разъ?зжать отъ времени до времени по ярмаркамъ, и, для экономіи, своеручно строилъ свой балаганъ. Нер?дко случалось, что знакомые, знавшіе меня во время моей откупной службы, завид?въ меня въ деревенскомъ костюм?, съ заступомъ или топоромъ въ рук?, отворачивались отъ меня съ насм?шкой, или притворялись не узнающими. Сначала, подобныя выходки меня огорчали, но въ скорости я привыкъ, и относился къ нимъ съ равнодушіемъ или презр?ніемъ.

Евреи вообще относятся враждебно къ т?мъ, которые осм?ливаются думать собственною головою, поступать по собственной вол?, не соображаясь съ рутиною большинства. Всякое вольнодумство, религіозное ли, житейское ли, осуждается, пресл?дуется и наказывается. Въ одной изъ ярмарочныхъ моихъ экскурсій, я нечаянно подслушалъ нелестное сужденіе о моей особ?.

— Ты вид?лъ тамъ, на площади, въ балаган?, бывшаго откупнаго франта? спросилъ одинъ еврей другаго, назвавъ меня по имени.

— Да. Онъ од?тъ по мужицки, да и рожа-то у него сд?лалась какая-то нееврейская совс?мъ.

— Его выгнали со службы, онъ и пошолъ мужиковать.

— За что же выгнали?

— Сплутовалъ, квитанцію укралъ что-ли. Онъ было окреститься вздумалъ да въ мужики въ деревню записаться; хот?лъ, да не приняли.

— Не приняли?

— «У насъ у самихъ безпутныхъ — много» сказали ему. «Ты намъ честныхъ евреевъ подавай, а такихъ какъ ты не надо».

Я ужился въ деревн? и чувствовалъ себя совершенно счастливымъ. Возвышенные идеалы улетучились, какъ ночныя вид?нія при восход? лучистаго, яркаго солнца. Даже неудовлетворенное молодое сердце, жаждавшее другой жизни, бол?е теплой, бол?е н?жной, угомонилось при этой прозаической обстановк?, зв?н?вшей м?дными копейками, довольствовавшейся ржаной, отрубистой коркой хл?ба. Около двухъ л?тъ прожилъ я спокойною жизнью, какой не испытывалъ уже никогда. Д?ла мои шли отлично. Я пріобр?лъ дов?ріе крупныхъ торговцевъ, мать не хот?ла брать сл?довавшихъ ей дивидендовъ.

— Н?тъ, уклонялась она всякій разъ, когда я предлагалъ ей часть пользы. — Разширяй лучше свою торговлю на этотъ капиталъ. Все равно, на старости л?тъ теб? же насъ кормить придется. Богат?й же, пока везетъ.