Записки Флэшмена. Том 2.

Адьютант весьма здраво рассудил, что пока нет смысла с ним разговаривать — и так продолжалось почти до самой полуночи, когда сражение закончилось, и новости были переданы Гаугу и Хардингу, а заодно — и Броудфуту, когда они уже возвращались с поля боя. Адьютант рассказывал, что это было похоже на странный сон: огромная золотая луна сияла над поросшей кустарником долиной и джунглями; сикхские пушки с мертвыми канонирами; истерзанные тела наших легких драгун и индийских улан, обозначавшие следы нашей атаки к самому сердцу позиций хальсы; огромная масса людей, лошадей и верблюдов, мертвых и умирающих на равнине; хор стонущих раненных и крики наших людей, находивших своих друзей среди павших. Горы тел, громоздящихся подобно пирамидам там, где Гарри Смит промчался на своем арабском скакуне; Джим Кроу, водрузивший королевский штандарт в самой гуще колонны хальсы и проревевший нашим парням, чтобы они подошли и взяли его — что они и сделали; Гауг и Хардинг, стояли несколько в стороне и спокойно разговаривали в лунном свете и Пэдди наконец передал свой ответ адьютанту, добавив несколько слов, от которых у меня перехватило дух.

— Мое почтение сэру Джону Литтлеру и передайте ему то, что он от меня уже слышал — он весьма обяжет меня, прислав сюда юного Флэшмена — как только сможет. Я хочу перемолвиться с ним словечком.

***

Как вы понимаете, это словечко не было слишком серьезным; действительно, первое, что он сказал мне, когда я, прихрамывая, появился в его большой палатке-столовой в Мудки, было:

— Что с твоей ногой, мой мальчик? Садись-ка, а Баксу даст тебе стаканчик пива. У тебя наверное глотка пересохла с дороги!

Прежде всего меня должны были представить Хардингу, который у него обедал — плосколицему трезвеннику с твердо сжатыми губами и пустым рукавом на месте левой руки, пристегнутым к его мундиру. Мне он не понравился с первого же взгляда и, похоже, это чувство было взаимным: он холодно кивнул мне, но тут подошел Броудфут, со своей широкой улыбкой и дружеским похлопыванием по плечу. Вот это была встреча, скажу я вам: после тридцатимильной скачки от самого Фирозпура, забирая к югу, чтобы избежать разведчиков горрачарры, в сопровождении всего лишь полудюжины соваров из Т.К.[668] Это довело меня почти до полусмерти и, к том уже, отнюдь не улучшило состояния моей лодыжки, так что к Мудки я добрался почти в шоковом состоянии. Мы подъехали с юга на закате и ничего не увидели на поле боя, кроме того, как британцы хоронили многочисленных мертвецов. А когда я заглянул в окошко одной из палаток, то увидел накрытое плащом тело старого Боба Сэйла.

Это чуть не убило меня. Он был таким сердечным — этот старый добряк. Я словно вновь видел, как он утирал благородные слезы, бегущие по его красным щекам, сидя v моей постели в Джелалабаде, усмехался со своего места во главе стола в ответ на дикие выходки Флоренции или стучал себя по колену: «Из Лахора отступления не будет, а?» Теперь трубили отбой ему, старине Драчливому Бобу; в него попала картечь во время атаки в джунглях — генерал-квартирмейстер, ведущий пехоту в атаку! Слава Богу, что не я должен был передать эту новость его жене.

Но бедный старый Боб вскоре был забыт в присутствии самого Г.Г.[669] и главнокомандующего, потому что мне снова пришлось рассказывать мою историю, теперь уже перед столь изысканной аудиторией — здесь были Таквелл, командующий кавалерией и сын Хардинга Чарли, юный Гауг, племянник Пэдди, но главными были трое: Хардинг, хладнокровный и угрюмый, подпирающий пальцем щеку; Гауг, наклонившийся вперед и подергивающий седые усы, его загорелое, приятное пожилое лицо озарено интересом; и Броудфут — сплошные рыжие бакенбарды и толстые стекла очков. Эта троица напоминала мне учителей, слушающих, как их первый ученик проводит синтаксический разбор. История звучала отлично, а рассказывал я гладко, без всякой ложной скромности, которая, как я знал, здесь не пройдет — фальшивое послание, Гулаб Сингх, Мака-Хан, рашпер, бегство, вмешательство Гарднера (я не решился умолчать о нем, поскольку здесь был Джордж), моя встреча с Лалом и Теджем. Когда я закончил, воцарилась тишина, которую нарушил Джордж.

— Могу ли я сразу сказать, ваши превосходительства, что я безоговорочно поддерживаю все действия мистера Флэшмена. Они выполнены в точности так, как я мог бы этого пожелать.

— Согласен, согласен, — проговорил Гауг, и постучал по столу. — Хороший парень.

Хардинг не обратил на это внимание. Полагаю, что так же как и Литтлер, он считал, что я слишком много на себя беру, однако в отличие от генерала, не был готов признать, что я был прав.